— Доброе утро, Бетти, — радостно улыбнулась Лисан, не замечая недовольно поджатых губ подруги. — Прекрасно выглядишь.
— Чего о тебе не скажешь, — выдавила улыбку Элизабет. — Ты болеешь? У тебя синяки под глазами, и на лбу вскочил отвратительный красный прыщ. А ведь до Выбора супругов всего несколько дней.
Ха, ну не думает же эта скромница, что женихи выстроятся в очередь за ее худым телом?
Лисан тихо рассмеялась и, подхватив подругу под руку, потащила по коридору в сторону Золотой гостиной.
— Ты такая смешная. Разве не знаешь, что мне Выбор не грозит? Я уже нашла свое счастье.
— Не может быть! — У Элизабет неприятным холодом кольнуло под ложечкой. — И кто же это? Наверное, барон Сверхор? Он давно на тебя глазеет.
— Элиза! Ему же девяносто лет!
— Ну и что? Зато быстро овдовеешь. Не он? Тогда барон Кустовир?
— Он уморил трех жен! Я бы за него ни за что не вышла!
— Хм… а мне кажется, для тебя это была бы идеальная партия. Барон еще очень даже ничего. А ты меня не разыгрываешь? Больше у нас женихов нет. Не позарился же на твою плоскую фигуру кто-то из молодых аристократов!
Элизабет распахнула веер и прикрылась им, словно щитом, чтобы подруга не заметила презрительного взгляда, брошенного на ее декольте. У самой Элизы там все было великолепно. И ниже тоже. Тонкая талия, округлые бедра, высокая грудь… Она гордилась своей фигурой и чувствовала себя особенно красивой рядом с невысокой и худощавой виконтессой.
— Так уж и нет женихов? — подозрительно посмотрела на нее Лисан. — Ну, раз ты не знаешь, то я тебе не скажу, даже не пытай! О нашей помолвке будет объявлено официально в день Выбора, после того как холостые мужчины подберут себе невест. Это — сюрприз!
— Да уж, представляю. Какой-нибудь отшельник, купившийся на рассказы о твоей неземной доброте и благочестии, — язвительно бросила Элиза, ни секунды не сомневаясь в правильности своих выводов.
— И в кого ты такая вредная? — вздохнула подруга, открывая дверь в Золотую гостиную.
Элизабет окинула взглядом комнату, изобилующую золотом: лепнина, золотые канделябры и люстры, золоченые подлокотники кресел и ножки столов. Даже рама большой картины покрыта золотом. Папенька сидел за старым массивным столом, заваленным документами, и что-то сосредоточенно вычерчивал на большом листе желтоватой бумаги. Он поднял голову и, улыбнувшись девушкам, пояснил:
— Ее прабабка была фурией. Но она моя дочь, и я ее люблю даже такой вредной и несносной.
Герцог встал из-за стола. Лисан, опустив взгляд, сделала реверанс, а Элиза подставила отцу щеку.
— Я не вредная! Я красивая, умная, знаю, чего хочу, и могу себе это позволить.