. Новую волну бандитских нападений вызвала коллективизация, когда беззаконие провоцировалось «сверху», а крестьяне, ведомые многолетней традицией и отчаянием, уходили в леса.
Советское правительство, подобно многим до него, использовало термины «бандит» и «бандитизм» с целью деполитизации явления, придавая криминальный оттенок самому существованию и деятельности этих групп, которые в основном состояли из молодых крестьян. В реальности некоторые аспекты их деятельности действительно могли быть узко истолкованы как криминальные, а часть членов этих групп имела криминальное прошлое. В Сибири — сердце бандитизма — в конце 1920-х гг. действовали примерно 9 000 сосланных криминальных элементов, которым удалось бежать в леса и присоединиться к бандам, что было обусловлено недостаточным контролем над ссыльными крестьянами>{832}. Во второй половине 1929 г. суды Сибири вынесли смертные приговоры 157 членам бандформирований — 119 из них были объявлены «уголовниками-рецидивистами»>{833}. Однако членами банд становились и обычные крестьяне: беглые кулаки и те, кого назвали кулаками, кулаки, сумевшие вырваться из-под ареста или из мест ссылки, а также те, кто был недоволен советской властью. Согласно одному из отчетов, около половины преступных группировок в Томском и Славгородском округах составляли кулаки, которые не смогли примириться с новыми советскими реалиями>{834}. Судя по донесениям, в 1931 г. беглые кулаки организовывали преступные группы в Чумаковском районе Западной Сибири. В 1934 г. в Московской области крестьяне, бежавшие из мест ссылки, действовали в составе воровских банд>{835}. Из других регионов также поступали сообщения об активном участии в подобных группах кулаков и вообще крестьян>{836}. Последние, таким образом, составляли значительную часть бандформирований, однако точно степень их участия не установлена. Более того, в тот период социальной нестабильности и юридической эфемерности такие понятия, как «уголовник» и «кулак», должны рассматриваться как взаимосвязанные, а иной раз — даже как взаимозаменяемые. «Сбежавшие из-под ареста» могли быть крестьянами; кулаки могли быть уголовниками; «крестьяне» и «кулаки» считались одним и тем же. По словам Эрика Хобсбома, исследовавшего это явление, человека могли счесть преступником, «если он не делал ничего предосудительного по местным традиционным меркам, однако его действия представлялись таковыми в глазах государства или местных управленцев»>{837}. Другими словами, явление бандитизма нельзя рассматривать ни как порождение определенной политической конъюнктуры советской эпохи, ни как уголовную деятельность. Скорее, его следует считать альтернативной формой крестьянского сопротивления, которая проистекала из традиционной культуры несогласия.