– Что ты хочешь от меня, придурок? – сипло поинтересовался он и чихнул. – Что я должен сделать?
Лицо Ходжи плаксиво скривилось, как у ребенка, которому незаслуженно отказали в покупке понравившейся игрушки.
– Мы сгнием заживо здесь.
– Сгнием, – не стал спорить Зажим. Он еще раз провел языком по шершавым, обметанным лихорадкой губам, чувствуя вкус бульона.
– Я… не хочу, – шепотом сказал Ходжа. Его худое лицо смахивало на восковую маску, сделанную на скорую руку – нелепо-уродливую.
В этот раз «волнушка» так и не пришел в себя. Дикий пожал плечами.
– Тут не ресторан, дружок, – заметил он и перевел взгляд на женщину: – Ты тоже решила похудеть, лисичка?
– По… почему он… молчит? – едва ворочая языком, спросила она. – Почему. Он. Молчит. Мама. Мамочка. Скажи ему…
– Успокойся, – ласково сказал Дикий. – Я тебя услышал. Наверное, у него просто нет аппетита. А вот ты должна поесть.
– Олег, – хрипло прошептала «лисичка». – Олег, мой милый.
– Зачем он тебе нужен, детка? – изумленно спросил егерь. Он разлегся прямо перед женщиной и, подперев голову рукой, шумно зевнул. – Этот кобель имеет двух любовниц. Он же сам признался, помнишь?
– Тебе… так интересно… выковыривать чужие… тайны? Ты… нелюдь, – спотыкаясь на каждом слове, вымолвила женщина.
– Я просто помогаю вам взглянуть на жизнь с той стороны, которую вы всегда игнорируете. Вы должны мне быть благодарны, лисичка. Кстати. Ты первая его обманула, когда скрыла от него свое бесплодие. Так ведь?
– Разбуди. Разбуди его.
Наклонившись ближе, Дикий погладил женщину по щеке.
– У тебя очень мягкая кожа.
– Разбуди. Пожалуйста. Позовите мою маму. Я видела, она сидит на диване. Она… она разбудит Олега.
Глаза «лисички», бездонно-черные дырки, смотрели сквозь владельца «теплицы». – Ему надо… к врачу. Прошу тебя.
– Ну, раз ты этого так хочешь… – недовольно протянул Дикий. Он сел, сложив ноги по-турецки, и, взяв половник в руки, стукнул им по голове мужчину.
– Ку-ку, парень. Проснись и пой. Хватит спать.
«Гриб» даже не шевельнулся. Из приоткрытого рта выглядывал кончик языка, по которому сновали личинки. Дикий нахмурился. Протянул руку, сдавил гниющую рану, затем сунул палец в отверстие, потянул на себя кожу. Черви падали вниз на земляной пол, лихорадочно извиваясь.
– Кажется, он созрел, – проворчал егерь. – Слабенький оказался.
Кряхтя, он поднялся на ноги.
– Позовите его, – снова подала голос «лисичка». – Он должен… покушать. Он… просто уснул.
– Ага, – хмыкнул Дикий. – На всю жизнь уснул.
– Позовите, – попросила она. – Он спит. Я люблю… его.
– Не сомневаюсь, – улыбнулся егерь. Насвистывая незатейливый мотивчик, он ушел, а когда появился вновь, его пальцы сжимали дрель.