- Как писать так, чтобы приняли? - повторил я медленно, пробуя слова на вкус. - Если ты это сделаешь...
- У меня нет другого выхода. Переквалифицироваться поздно, да и не смогу. Эту заразу уже не брошу, мы с тобой литературные наркоманы.
- Да.
Он выцедил остатки кофе, с сожалением повертел в пальцах чашку, вылавливая последние капли.
- Говорят, - сказал он саркастически, - учитесь на классике... Взял я тут книгу одного современного классика!
Он сунул мне увесистый том в дорогом переплете. Я раскрыл посредине, он тут же повел пальцем:
- Вот слабо... Или вот... А посмотри на эти строчки: "Он кивнул своей головой в знак согласия". Каково?
- Пожалуй, - сказал я осторожно, - "в знак согласия" лишнее, раз уж кивнул... И "своей" нужно бы вычеркнуть, - продолжил я. - Чужой не кивнешь.
- И саму "голову" тоже убрать, - победно закончил он. - Ибо чем еще можно кивнуть? "Он кивнул" - и все. Нет, я такую чепуху не читаю. Достаточно встретить в романе одну такую фразу, чтобы сразу книгу выбрасывать к такой матери! Или не покупать, если успел заметить еще на прилавке.
- Может быть, там мысли умные...
- Самые умные мысли в мутном косноязычии не воспримутся. Нужна яркая форма! Достаточно первого абзаца, чтобы понять, читать дальше или бросить.
- Но ты взгляни, какая солидная книга! И тираж огромнейший. Не может быть, чтобы...
Он отмахнулся. В нашем издательском мире все может быть.
- Я уверен, - сказал он угрюмо, - что лучшие произведения заклинания, заговоры. Гениальные поэты или прозаики из народа - их называли колдунами - умели так подбирать слова, что подчиняли людей своей воле. Мы должны учиться мастерству у колдунов!
- Люди были повосприимчивей, - пробурчал я. - Раньше послушают бродячего оратора и бегут туда, куда укажет. Теперь же каждый подумает: "А оно мне надо?"
- Отчасти верно, - неожиданно согласился он. - Потому нам труднее. Потому надо рывком...
Он отрешенно замолчал, а я с кофейником отправился на кухню. С детства помню стихотворение Киплинга, в котором король великодушно решил возвести в рыцарский сан менестреля. Оказать ему великую честь... Тот, оскорбившись, схватил свою гитару, или что там у него был за инструмент, ударил по струнам и запел. Короля бросило в жар, он услышал ржанье коней, лязг оружия, рев боевых труб, кулаки его сжимались, и сердце колотилось. Но менестрель изменил песню, и король вознесся ввысь, душу обдало небесным светом, ангелы приняли в объятия, и короля наполнило восторгом... Но менестрель снова сменил мелодию, и король рухнул в пучину ужаса, кровь ушла из сердца, смертная тоска сжала грудь... А менестрель, оборвав песню, сказал что-то вроде: "Я вознес тебя к престолу, я бросил в пучину огня, надвое душу твою разорвал, а ты - рыцарем вздумал сделать меня!" Дескать, мощь поэта куда выше как мощи рыцаря, так и всех королей, вместе взятых...