Я исправно следил за коричневой поверхностью в кофейнике, там уже начинало подниматься, и тут, как это часто у меня бывает, мои глаза что-то увело в сторону, я начал прикидывать, что сделал бы, если бы выиграл сто тысяч или стал бы властелином Галактики. На плите зашипело, в ноздри ударила волна одуряюще-прекрасного запаха, и я увидел серо-коричневую крупнопузыристую шляпку пены, что поднимается и поднимается из недр кофейника, сползает по его горячим стенкам, мгновенно высыхая и превращаясь в плоские ленты, сползает прямо в жадно вспыхнувшее непривычно красным огнем, дотоле мертвенно синее, пламя горелки...
Я тщательно выскоблил плиту - у коммунальных жильцов на этот счет правила жесткие, - вытер кофейник, убирая следы ротозейства, Володя не поймет, что перекипело, ему лишь бы кофе покрепче; и, переступая порог, я заговорил:
- Киплинговский менестрель даже с королем не хотел меняться своей профессией.
- Правда? - оживился он.
- Мне не веришь, верь Киплингу!
- Гм, все-таки нобелевский лауреат... Правда, на деньги от продажи динамита...
- Но подметил верно?
- Еще как. Нам нужно достичь мастерства киплинговского менестреля! Как минимум.
На другой день я позвонил ему по телефону.
- Привет, - откликнулся он. - Занимаюсь исследованием. Подбираю способы художественного воздействия на читателя!
- Ну и что нашел?
- Каждый пишет как бог на душу положит. А я вроде бы вторгаюсь со скальпелем, с алгеброй в гармонию... Словом, пока сформулировал для себя первое правило: память отбирает только эмоциональное. Понял? Что запало из мириад написанных книг? В "Илиаде" почти все гибнут в десятилетней войне, в "Одиссее" герой еще десять лет после той войны добирается домой. Товарищи гибнут по дороге, а Одиссей, голый и босой, полумертвым выползает на родной берег и обнаруживает, что в его доме уже пируют вооруженные наглецы, преследуют его жену и сына... Погибли Ромео с Джульеттой, Отелло задушил Дездемону, король Лир свихнулся, Гамлет умер среди трупов... Вот как надо писать!
- Да, - согласился я. - Кто-то из великих сказал, что мы не врачи, мы - боль. Писателя без боли нет.
- Э-э, одно дело знать, другое - уметь навязать другим... Ладно, ты позванивай, а я продолжу... поиски заклятий. Скажем так!
Он бросил трубку, и я не тревожил его еще пару недель. Сам тоже не садился за работу. Наконец я набрал номер его телефона: у него было занято, минуло еще не меньше недели, и он позвонил мне сам. Из трубки донесся такой яростный голос, словно Володя на том конце провода грыз зубами трубку: