— Я чувствую себя очень неудобно, Кора.
— Почему?
— Пока тебя не было, я поехал отдохнуть. Был во Фриско.
— Почему из-за этого тебе вдруг стало неудобно?
— Не знаю. Ты в Айове, твоя мать умирает, а я веселюсь во Фриско.
— Не знаю, почему тебе должно быть неудобно. Я рада, что ты куда-то съездил. Если бы мне это пришло в голову, я сама посоветовала бы тебе отдохнуть, пока меня нет.
— Но у нас тут все остановилось. Все было закрыто.
— Неважно. Мы все наверстаем.
— Я просто не находил себе места, пока тебя не было.
— Господи, да я тебя ни в чем не упрекаю.
— Думаю, тебе пришлось нелегко, а?
— Ничего приятного в этом не было. Но все уже кончено.
— Выпьем как следует, когда приедем домой. Я привез отличную выпивку на пробу.
— Не хочу ничего.
— Это поднимет тебе настроение.
— Я бросила пить.
— Ну, ну…
— Я тебе все расскажу. Это долгая история.
— Мне кажется, там должна была произойти уйма всякого…
— Нет, ничего не случилось. Только похороны. Но мне многое нужно тебе сказать. Думаю, теперь нас ожидают лучшие времена.
— Ну так ради Бога, не тяни. О чем речь?
— Не теперь. Ты был у своих?
— Что бы мне там делать?
— Ну ладно, у тебя все хорошо?
— Нормально. Насколько это может получиться у одинокого мужчины.
— Ручаюсь, что все было великолепно. Но я рада, что ты сказал это.
Приехав домой, мы увидели перед закусочной автомобиль, а в нем — какого-то типа. Когда он вылезал из машины, на его физиономии появилась гаденькая ухмылка. Это был Кеннеди — тот тип, из конторы Каца.
— Вы меня помните?
— Разумеется, я вас помню. Входите.
Мы впустили его в зал, а меня Кора затащила на кухню:
— Это плохо, Фрэнк.
— С чего ты взяла?
— Не знаю, но чувствую.
— Дай я с ним прежде поговорю.
Я вернулся к нему, она принесла нам пиво и оставила одних. Я перешел прямо к делу:
— Вы все еще у Каца?
— Нет, я от него ушел. Мы поругались, и я с ним завязал.
— Чем теперь занимаетесь?
— Вообще-то ничем. Потому я, собственно, к вам и пришел. Я уже был тут несколько раз, но никого не было дома. Но теперь я услышал, что вы вернулись, и решил подождать.
— Скажите, что я могу для вас сделать?
— Мне пришло в голову, нет ли у вас для меня кое-каких денег.
— Сколько захотите. Много у меня, само собой, нет, но если вас устроят долларов пятьдесят — шестьдесят, то я с удовольствием.
— Полагаю, вы дадите мне больше.
Он все еще гнусно скалился, а я решил, что уже пора оставить все эти околичности и узнать, зачем он пришел.
— Ну так что, Кеннеди. Чего вы хотите?
— Что ж, скажу все как есть. Когда я уходил от Каца, те бумаги, где я записал признание миссис Пападакис, все еще лежали в картотеке; ясно? А поскольку я ваш друг и все такое, мне было понятно, что вам бы не понравилось, когда такие вещи валяются где попало. Так что я их забрал. Мне показалось, вы хотели бы получить их.