– Спасибо, герр военврач, – поблагодарил Павел.
– Я только помощник врача, – ответил тот, но чувствовалось, что такое обращение ему явно польстило.
Несколько дней Павел только ел, спал и ходил на перевязки. Вдали громыхало, шли бои.
На шестой день раненых стали грузить в санитарные автобусы и грузовики.
– Русские контратакуют, прорвали фронт, – только и сказал пробегавший Вилли.
Павел сразу подумал о побеге – вот удобный случай. Но он был еще слаб, раны болели, а особенно – обожженная спина. Не было ни обуви, ни хоть какой-нибудь одежды. И он решил немного подождать – окрепнет и сбежит к своим. Если уж его не разоблачили сразу, то можно и задержаться. Он не герой на самом деле и не будет лезть с голыми кулаками, ослабленный после ранений, на охрану госпиталя – ее несли выздоравливающие.
Его поместили в автобус, на сиденье. Колонна машин с ранеными двинулась в сторону Харькова, потом забрала севернее. Как прикинул Павел, проехали они километров сто. «Боятся дальнейшего продвижения наших или просто переводят в стационарный военный госпиталь?» – терялся в догадках Павел. А впрочем – плевать, пусть пока решают за него. Вот окрепнет, затянутся раны, тогда он сам будет решать – когда и куда двигаться.
На этот раз его положили в палату на шестерых человек – на мягкую, с матрацем, постель, а не на жесткий топчан в брезентовой палатке на полсотни раненых. Уход – перевязки, уколы – вполне на уровне, еда – вкусная и сытная. Павел стал наедаться.
Дней через десять раны на ногах уже зажили. Павел прихрамывал, но уже мог бы ходить самостоятельно, если бы не спина. Бинты и салфетки еще промокали от сукровицы, нежная кожица, едва начинавшая покрывать ожоги, при каждом неудобном движении лопалась.
Павлу давали витамины, переливали кровь. Молодой организм брал свое, и Павел набирался сил. Он стал продумывать план побега. Познакомиться бы с кем-нибудь из местных жителей, чтобы достать одежду. Или выкрасть немецкое обмундирование. Жетон с фамилией и номером дивизии болтался у него на шее, но солдатской книжки не было.
Ожоги на спине медленно подживали. В госпитале Павел разговаривал мало, больше смотрел и слушал. Различий в поведении солдат – немецких и русских – было много. Вроде мелочи, но они вызывали вопросы или удивление. Не так шнуровали и завязывали ботинки, не так стряхивали пепел с сигарет в пепельницу, не так чистили пуговицы на мундире.
Павел ко всему приглядывался и многое перенимал. А когда кто-то видел, как он выполняет неправильное действие, и удивлялся, окружающие говорили ему: