Да, но чтобы вырваться, надо идти в бой, в атаку, надо кому-то погибнуть и, может быть, остаться несхороненным лежать под открытым небом, под знойным солнцем. И это — необходимость, жестокая и ужасная закономерность войны. И нечего здесь распускать слюни, прикидывать, где бой настоящий, а где нет. Фронт — это мы! Здесь, на этом фронте, погиб сегодня чудесный парень Гриша Лоб, разоблачив смертью своей переодетых фашистов и сохранив этим, может, десятки жизней наших людей…
Значит, чтобы ударить по врагу как следует и вырвать из ловушки колонну, надо приказать идти в атаку всем, а командирам и политработникам — впереди…
— Маринин! — окликнул Петра Маслюков, оторвав его от мыслей, которые после сумятицы в голове начали приобретать стройное течение.
Когда Петр перешел на другую сторону колонны, старший батальонный комиссар сказал ему:
— Надо проследить, чтоб народ из приблудных машин не отсиживался в колонне, когда в атаку поднимемся. Видишь, наиндючились как! — И старший батальонный комиссар указал на группу бойцов, молча куривших у грузовика. — Небось думают: влипли с этой колонной, сами бы проскочили. На таких надежды мало.
Петр с восхищением посмотрел на Маслюкова. Ведь начальник политотдела говорил почти о том же, о чем он, Маринин, только сейчас размышлял…
Когда пошли дальше, Петр неожиданно столкнулся у санитарного автобуса с отцом Ани — военврачом Велеховым. Поблекший, сникший, с блуждающим взглядом, он не был похож на того недавнего, чопорного и гордо носившего себя Велехова.
— Здравствуйте, мой молодой друг, — первым поздоровался он с Марининым каким-то болезненным голосом.
Петр взял под козырек и хотел было пройти дальше, но Велехов придержал его за руку повыше локтя.
— Не дай бог, чтоб Аня моя в такую заваруху попала, — со вздохом вымолвил он, опасливо взглянув по сторонам своими темными, чуть выпученными глазами. — Как думаете, добралась она до Минска?
— Конечно, добралась, — твердо ответил Маринин, хотя далеко не был убежден в том, что говорил. Ему просто было жаль этого растерявшегося человека и неудобно за него.
— А что толку, — хмуро бросил из автобуса шофер, который раздвигал там на полу ящики, узлы, чемоданы, готовя, видимо, «убежище» для начальства. — Говорят, десант в Минске.
— Болтают, а вы повторяете! — зло сказал Петр и, боясь отстать от Маслюкова, пошел вдоль колонны.
Но тут же опять остановился. Он услышал, что шофер — молодой широкогрудый солдат, стоя у своей полуторки, кому-то говорил:
— Товарищ капитан, ваш окоп готов…
— Поглубже делай, — ответил из кабины притворно-сонный голос. Чертовски голова болит…