От яркого света заслезились глаза, воздух наполнился людскими испарениями со смесью дешевой пудры. Духота стала удушливой до тошноты.
Тупая пьеса! Героиня оплакивает любимого, погибшего из-за нее на дуэли. Всю пьесу она истерит и кривляется. Мы проходили сцену раскаяния снова и снова…
Сколько это уже длится, не знаю. Я словно пожизненно на сцене. И не было ничего до этого момента, только реплики, что мне кидают, только пот, что стекает по вискам…
Вдруг стало страшно, казалось, мне уже не выбраться отсюда. Жар от софитов с каждой секундой становится нестерпимей, заполняя всю сцену. Я задыхалась, волосы прилипли ко лбу, грим потек, в голове туман…
Я путалась в тексте и все делала не так. Когда я думала о тексте, то забывала о руках, и они болтались как плети. Почему так сложно все? Ведь раньше я успевала следить за всем сразу!
– Матильда, соберись! Ты неплохо начала, – крикнул мне режиссер.
Вот этого я сделать не могла, и от страха началась паника. У меня неожиданно подвернулась нога, я качнулась в сторону.
– Матильда, ты себя неважно чувствуешь сегодня? – спросил он.
Как будто сам не видит, кретин! Я старалась изо всех сил сдерживаться, чтобы никто не заметил, как мне плохо.
– Я чувствую себя великолепно, – ответила я, но голос сфальшивил.
Это все заметили. В спектакле играла та статистка Софи, что уехала однажды с Артуром. Она посмотрела на меня с иронической ухмылкой, надменно подняв бровь. Тварь! Я сделала несколько глубоких вздохов, пытаясь унять раздражение. Еще один прогон. Я была сыта по горло: все внимание было обращено на Софи, а мной никто не интересовался. Вскоре одежда прилипла к телу, мозги отупели, спину заломило, ноги стали ватными. Режиссер обратился к Софи:
– Ты сегодня порадовала меня, – и многозначительно глянул на нее.
Надоел мне этот балаган! И этот идиотский спектакль, где все вранье! Никто так глупо не заламывает руки, когда на тебя наваливается горе. Тебя парализует от горя, и сил нет, чтобы кривляться.
– Давайте еще раз прогоним, – предложил режиссер.
Сказал он таким тоном, словно заранее знал, что это ни к чему не приведет. Такое безразличие подхлестнуло меня и, не осознавая, что делаю, я резко ответила:
– Прогонять будете без меня! Я ухожу.
– Матильда, ты понимаешь, что делаешь? Отдаешь себе отчет?
– Да.
– И не будешь жалеть?
– Нет. Я устала лгать.
Мне опротивело происходящее – эта грошовая клоунада. Все вокруг фальшивое!
Разве так оплакивают смерть? Я знаю, как это больно, когда теряешь любимого, так больно, что сердце разрывается. И говорить ничего не хочется, потому что слова пусты. Словами невозможно передать горе…