Как это ни странно, но (очевидно, из-за прошлого опыта, когда я научился быстро адаптироваться в новых условиях) у меня в памяти не осталось воспоминаний о каких-либо трудностях по налаживанию отношений с братьями и сестрами, которых я практически не знал. Все шло естественным путем. Теперь наряду с Даниэль у меня была сестра Надя, которая была двумя годами младше ее, а затем, вскоре после моего приезда, в октябре 1985 года, появился и Жоэль.
Единственное, что меня не особенно радовало в тот период, так это пристальное внимание отца к моим школьным успехам и его возросшая требовательность. Он был по натуре достаточно строг и питал определенные надежды на мой счет, в том числе и в отношении учебы. Следовательно, отец не терпел пустых оправданий, когда я получал оценки ниже тех, которые считались им приемлемыми. Если я не попадал в пятерку лучших в классе по какому-либо предмету, то подвергался наказанию. У мамы был иной склад характера: она старалась в любой ситуации нас защищать. Оглядываясь назад, я понимаю, что получил от родителей просто прекрасное воспитание: смесь безоговорочной любви и строгой дисциплины. И пусть я не жил с ними под одной крышей долго, этого времени вполне хватило, чтобы их влияние сказалось на мне. В дальнейшем я опирался на два значимых ценностных ориентира: уважение к окружающим и трудолюбие.
Спустя год после моего пребывания в Кот-д’Ивуаре мне сообщили, что дядя с тетей оформили нужные документы, позволяющие им стать моими попечителями, так что я мог вернуться во Францию, чтобы снова жить с ними. Неудивительно, что мне не хотелось уезжать из дома. Когда я сделал это впервые, мне было тяжело, однако тогда я еще не осознавал до конца, что именно оставляю. Теперь же мне было хорошо известно, чем должен обернуться новый отъезд, и я не знал, когда вновь смогу увидеть своих родных. Помню, тогда я думал, что больше не увижу их никогда. Как бы сильно мы с тетей и дядей ни любили друг друга, это не могло сравниться с моей привязанностью к семье и родителям. Я мог ощущать эту разницу, пусть даже чисто умозрительно, даже осознавая, что дядя с тетей приняли меня как родного. То время было тяжелым для меня. Если же вспоминать что-либо хорошее, то необходимо отметить, что их дети, Марлен и Кевин, были мне как родные брат и сестра, я помогал присматривать за ними и помногу играл с ними.
Вернувшись во Францию, я оказался в Дюнкерке, на севере страны. Именно там в 1987 году, когда мне было девять лет, у меня, наконец, появилась возможность на вполне законных основаниях начать играть за полноценную футбольную команду. Я чувствовал себя настоящим профессионалом и гордился тем, что мы играли в той же форме, что и взрослая команда, за которую выступал дядя.