Кто-то позвал его.
Железовский поймал импульс: слепящий просверк снега под алмазным лучом солнца — и ответил порывом ветра с запахом ландыша, что означало: «все нормально». Звала Забава. Привычно погасив встречный порыв души (в голове потом долго звенела печальная нота), Аристарх закончил туалет и принялся колдовать с аппаратурой, встроенной в стены квартиры. У него был установлен большой инк типа «эксперт» по имени Дервиш, с которым он мог заниматься математическими расчетами почти любой степени сложности. Кроме того, инк исполнял обязанности «домового», что для него было несложно. Включив диалог, Железовский с неприятным удивлением узнал, что в памяти компа кто-то жестоко покопался: Дервиш был буквально выпотрошен, утратив способности к анализу и вообще к связному разговору. Пришлось заняться лечением, и прошло достаточно много времени, прежде чем инк заговорил и сообщил приметы того, кто работал с ним в отсутствие хозяина.
Хмыкнув, Аристарх посидел в гостиной, потягивая тоник, поздравил себя с тем, что догадался поставить блокер-контроль на глубокой памяти инка, не позволивший агрессору стереть память компа полностью, и снова надвинул эмкан на лоб. Хотелось записать все, чему он стал свидетелем во время своего путешествия в систему орилоунского метро, вернее вылазки, потому что математик, по сути, не был нигде! Кроме трансфера, разумеется, куда раздельно вывел всю четверку шаламовский «эскалатор».
Железовский невольно глянул на нишу шкафа в стене, за стеклом которой подмигивал свернутый в нечто черное кокон «эскалатора».
Входили в кокон (как в столб нагретого воздуха) по очереди, и точно так же по очереди выходили в зале трансфера. Тогда они еще не знали, что каждый видит этот зал по-своему. Железовскому он явился в виде многогранника, каждая грань которого представляла собой икону в серебряном или золотом окладе. «Бред сивой кобылы!» — подумалось ему. Откуда здесь иконы?! И тотчас же помещение превратилось в перламутровую чашу, окруженную тающими в оранжево-желтом мареве сложными конструкциями — так прореагировала техника зала на фантазию математика, подсознательно пытавшегося представить чужую техническую организацию этого места.
Из всех четверых первым разобрался в чудесах орилоунского трансфера — по сути, распределителя линий метро — Мальгин, который видел колебания остальных (он был единственным, кто видел всех сразу) и ушел не останавливаясь. Железовский же решил задержаться в зале, где всласть наигрался новой для него игрушкой, загоняв местную интеллектронику до «седьмого пота», и смог-таки определить принципы работы трансфера, сложнейшей пространственной машины, действующей на основе еще не известных земной науке законов физики, создающей так называемую Булгаковскую метрику — удивительное многообразие взаимодействий пространств с разным количеством измерений.