— То есть кратер — это и есть канал связи макро- и микромиров? Действительно, экзотическая гипотеза. А вы точно знаете, что цивилизация погибла… из-за эксперимента?
Орилоун промолчал. Для него вопрос был риторическим. Джума тоже помолчал немного.
— А кто такой Паломник?
— Один из путешествующих по нашему участку метро. Говорят, он — одна из многомерных реализаций существа второй волны разума…
Джума подождал продолжения, однако Хранитель не стал пояснять сказанное. Тогда безопасник еще раз вылез из пещеры орилоуна на его крышу и долго любовался кратером, диким неземным пейзажем в противоположной стороне и сплюснутым синим солнцем над горизонтом. Планета во многом напоминала Землю, имела почти тот же газовый состав атмосферы и ту же силу тяжести, но живых разумных существ уже не кормила…
Проснулся Джума с чувством утраты и печали.
Часы в потолке спальни показывали шестой час утра, в комнате было светло, и за стеной кто-то напевал. Вставать не хотелось, но Джума вспомнил, что в семь придет Ромашин, и заставил себя прервать привычную цепь утренних ассоциаций, непременно приводящую к воспоминаниям о Карой. Она все еще работала с ксенологами над Маатом, звонила редко и то лишь для того, чтобы перекинуться парой ни к чему не обязывающих фраз. В таких случаях Джума всегда вспоминал великолепное высказывание Элберта Хаббарда: «Не понимающий вашего молчания, вероятно, не поймет и ваших слов». Карой не понимала молчания Джумы, и надеяться на восстановление прежних отношений было все трудней.
Час безопасник потратил на зарядку и обычную утреннюю программу тэквондо, принял душ и приготовил завтрак на двоих. Ромашин позвонил ровно в семь, ни секундой раньше, ни секундой позже.
— Как спалось?
— Нормально, — сказал Джума, впуская гостя. — Один я всегда сплю как младенец. Под утро видел сон, будто я снова смотрю на глубокий кратер. Видимо, причина его появления потрясла меня больше остальных чудес, вот и снится.
В гостиной он кивнул на столик, накрытый для двоих.
— На всякий случай я приготовил завтрак и на вас.
— Не откажусь, — кивнул Ромашин, осматриваясь.
В квартире безопасника он оказался впервые.
Сверхсовременный мебельный гарнитур Хана создавал неожиданные пространственные и цветовые эффекты: иногда комната будто таяла в искристом мерцании, открывала «дальние дали» или «окна в космос», затем сжималась в тесный кокон из сверкающих паутинных полотнищ и золотых сетей и снова распахивала дверь в «иные миры». Почти все предметы гарнитура — от кресел, дивана, стенных панелей до приставки «домового» и видео, книжных полок — меняли форму в зависимости от игровых комбинаций, управляемых «домовым», и лишь два из них оставались неизменными при всех превращениях: столик с завтраком и витейр в рост человека — объемное голографическое фото Карой Чокой. Ромашин задержал на нем взгляд. Помолчав, спросил: