Солдаты лишали горожан сна. Нередко были драки и крики, за лучшее место, за еду. Всех мужчин, способных держать оружие, начали забирать в городское ополчение.
Продовольствие сильно подорожало, свободных комнат в тавернах не осталось, а люди все прибывали. Неопределенное положение в городе заставило многих ремесленников прекратить работу в своих мастерских. И это пугало.
Когда все закончится?
Вот главный вопрос, который мучил людей. И человек, побывавший в самом пекле, был очень нужным. Капралу все подливали и спрашивали, что тот знает, а он все заводил разговор, как они чудом спаслись. Люди злились, но так и не слышали ответы на свои вопросы…
* * *
Подъем проходил довольно вяло, сонные люди еле вставали со своих нар. О том, что произошла побудка, нас известил звук трубы. Такой неприятный, что аж зубы скрипели, не могли, блин, что — нибудь получше придумать. Голова была тяжелая, в висках кололо, мышцы болели, особенно спина, видимо, много резких движений на не размятое тело, во сне я перевернулся и отлежал себе руку. Тысячи мурашек бегали по ней, кое — как сев, начал баюкать ее, матерясь и кривя лицо. Было ну очень неприятно. На кровати напротив потягивался Лекс, сам такой же прибитый, как и я. Видно, что устал за вчерашний день.
— Ну и рожа у тебя, как у вампира в боевой трансформации, — хохотнув, сказал Лекс.
— Ой, иди в пень! — руку начало отпускать, но все равно было еще очень плохо. А я не люблю, когда надо мной стебаются, когда мне плохо.
— Вместо того что бы помочь раненому товарищу, ты над ним грязно издеваешься, эх, не возьмут тебя в десантники.
Глядя на недоуменное лицо моего молодого наивного друга, я просто не смог удержаться. Когда пришло к нам молодое пополнение, ну не могли мы с ребятами над ними не постебаться. Ох, сколько мы им загоняли, про стокилометровый марш — бросок. Про то, что десантировались в БТРах. Ох, эти сказки, рассказанные с честным лицом, потом ходили по всей казарме. Хорошее было время, и хоть сейчас оно другое, но этот взгляд добрых внимательных глаз невозможно пропустить. Да, моя месть будет страшна. Будет знать, как надо мной шутить.
Сначала сделал вид, что задумался. Осмотревшись по сторонам, якобы боясь подслушивания, указал Лексу место рядом с собой. Тот мухой перелез ко мне на кровать. Сохраняя на лице выражение жуткой подозрительности, наклонил голову и шепотом начал:
— Лекс, ты же помнишь, что вчера сержант отмечал нас в лучшую сторону?
— Ну, — в нетерпении протянул он.
— Дак вот потом он ко мне подошел. И в десант позвал. Ты, говорит, со своим другом неплохо сражались. У нас есть специальная рота из ветеранов, там служат только лучшие из лучших. В первом сражении проявили волю и умение, а значит, можете к нам попасть. Ты, говорит он мне, таких зверей завалил, что я сам не справился бы лучше, ну как же, сам себя не похвалишь, никто не похвалит. Пошли к нам, — по мере моего монолога лицо Лекса вытягивалось, и глаза расширялись. Я видел, у него есть желание стать крутым бойцом, глаза загорелись, дыхание участилось, наверно и мечтает, как врагов будет крушить, или как к отцу приедет хвастаться. — Но, говорит, один, друг твой конечно молодец, но мал, молод, да так зачем он нам.