* * *
Живчик убрал, наконец, меч, вскинул взгляд на меня. Ну, княже, жадность — великая сила. Я сам, как вечная жертва «дикого квакающего животного», постоянно «жабой давленный», могу подтвердить. Любая делёжка — кому-то несправедлива. Можно — считать по потерям, можно — по бойцам, можно — по убитым врагам. И я ничего тебе поперёк не скажу — Всеволжск весьма зависит от твоей милости. А люди твои уже, как я вижу, полон теребят — снимают цацки, сапоги… Они это — уже своим считают. Как ты против своих людей? Что тебе — я, и что — твоя дружина?
— Пополам.
— То, что на острове? Что на берегу — моё?
— Экх… Индо ладно.
Что сработало? Прозвище «Княжья смерть»? Благоволение Боголюбского? Богатые подарки жене и детям? Лёгкий характер? Представление о справедливости? Не знаю. А знать — надо. Потому что от этого зависят мои дальнейшие действия.
Последовали шумные возражения старших дружинников. И разочарованное шипение — прочих. Раз будет делёж — всё взятое из запазух, загашников — надо вынимать и в общую кучу складывать. А оно там уже пригрелось…
Я вдруг поймал совершенно остановившийся, мёртвый взгляд Аггея. Он неотрывно смотрел на одного из связанных пленников, беззвучно шевелил губами. И передергивался всем своим телом, едва прикрытом какой-то мешковиной.
— Аггей! Что ты так уставился? Будто знакомого чёрта увидел?
Ребятам пришлось встряхнуть дьякона.
— Д-да, воевода. Ч-чёрта. З-знакомого. Попустил господь. Это — их главный «конюх». Главный мучитель мой. Семейства моего погубитель. Истязатель хохочущий.
— Это кто?
— Дьякон Аггей, княже.
Кто-то из моих ребят пересказал Живчику и его людям историю Аггея. А тот перебрался с лодки на берег и сел перед своим насильником на песок.
Аггеев визави — молодой мужчина приличного вида. Вовсе не попадает в описания Чезаре Ломброзо. Никаких: низкий и наклонный лоб, отсутствие чёткой границы роста волос, морщины на лбу и лице, большие ноздри или бугристое лицо, большие, выступающие уши… Нормальные у чудака уши. Но — сволочь.
Аггей опознал ещё нескольких особо выдающихся «друзей эмира». Один сразу завопил, что он тут случайно, что он вообще не муромский, что он мусульманин… Пришлось снимать штаны со всех мужчин. Точно — ещё один нашёлся.
— Аггей, что с этим мучителем твоим сделать? Как его казнить?
— Никак, Воевода. Отпусти его. Его господь накажет. Я… Я мести не жажду. Прежнего не вернуть. Он… лишь бич в руце божьей. Посланный на нас за грехи наши. Что с него спрашивать? С язычника бессмысленного. Ибо не ведают они, что творят. Господь, бог наш, Иисус Христос, велел прощать. Ежели ныне уподоблюсь этому… мучителю моему, то к чему все муки, мною перенесённые? Я сохранил Христа, унижаемый перед ним. Утрачу ли Его, возвышаемый над язычником, не ведающим истины? И сказал Господь: «Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».