Не только Самород — многие из присутствующих смотрели на меня растеряно, испугано. Мы же не степняки поганые, которые вырезают своих врагов полностью. «По ступицу колеса», «по четвёртое колено». Но я — прилежный ученик. Я учусь у всех аборигенов. Выбираю отовсюду самое полезное и нужное.
«Если ты ко мне по-людски, то и я к тебе по-человечески» — русская женская народная мудрость. А если нет — то нет.
«Гумнонизм»? — А пошёл ты в задницу!
Гуманизм — разновидность отношений между людьми. В племенах «людями» считают только соплеменников. Остальные — «чужие». Хоть и без челюстей и яйцекладов. Ксенофобнутые они. И — национально-идентукнутые. Ну и получите.
«И воздам каждому — по вере его».
— Други мои, вы не забыли — кто я? Или слова «Зверь Лютый» — одна прикраса? Я никого не обижаю. Я никогда не мстю. Я просто убираю мусор. Так, хан?
Чарджи, сидевший в стороне, поднял голову. Вспомнил. Разговор наш после похорон Любавы. Смерть князя Володши Васильковича…
— Так, Воевода. И я тебе в том — верный помощник.
Ныне многие рассуждают о моей лютости, о моём зверстве. И это — хорошо. Что — многие. Ибо не был бы я «Зверем Лютым» — и рассуждальников не было. Просто не родились бы.
Внутри народов споры между людьми решаются по закону. В «Святой Руси» была «Русская Правда», и я немало применял её к своей пользе, видя особенности сего закона. Сходные законы, хоть бы и неписанные, «по обычаю, по старине», были и у соседей наших. Все они для «внутри», «для своих». Для разбора ссор между соплеменниками, дабы не доводить дело до кровопролития между людьми. Ибо каждый народ называет людьми — только себя. Остальные подобны зверям лесным — «не-люди».
Я давно, очень крепко и неоднократно отделил себя от этого человечества. От всего человечества. От любого племени. Я — нелюдь. К этому, племенному, языческому отношению — я был готов.
Мы сели на Стрелку, в пограничье. Здесь один закон — право сильного — для всех. И ещё — кровная месть. Для тех, кто живёт здесь.
Ты можешь быть сильным, храбрым, страшным… — «здесь и сейчас». Но за твои деяния ответят люди твоего рода. Сможешь ли ты их защитить?
Мы пришли и осели. Нас не считали русскими — те воюют или торгуют, те — прохожие. Нас считали местными — племенем «Зверя Лютого». Который взял их землю, убил их сородичей на полчище. Я пришёл с их кровью на руках. И осел здесь, стал местным. Вендетта была неизбежна. Просто я был более последователен, более успешен, изобретателен и тщателен в её проведении.
Принцип: бей врага на пороге его дома, лучше — в его колыбели, использовался нами постоянно. Это противоречило традициям крестьян-славян, культу предков с его сохранением своих могил и страхом перед могилами чужими. Стремлению сохранить своё, более сильному, чем приобрести чужое: «обезьяна с кашей в кулаке», «лучше синица в руках, чем журавль в небе». Требовало другого мышления: «хочу всё знать», «что там за далью даль». Исключало любой вариант «мы — Третий Рим», пуп земли, самоизоляции и самолюбования.