Гнат каждое утро ходил в УР. И каждый вечер возвращался. Я встретил его на старом Мишкольском шляхе. Гнат шел, не слыша моих окриков. Потом он охотно уселся на сноповозку, а через сотню метров мы столкнулись с ними. И никто из них не сделал даже попытки подойти к телеге. Они пропустили нас, как будто увидев какой-то тайный знак. Как будто пожалев. Кого? Меня или Гната? И с чего это им, как и Варваре, болеть жалостью?
Что еще удивило меня? Гнат был сыт. Он был сыт, возвращаясь из УРа. Но кто мог накормить его там? И кому бы пришло в голову кормить Гната, кому он нужен? Помнится, у Варвары, когда я спросил, что видел он в УРе, дурачок забормотал какую-то чушь о московском сладком сале… Хозяйка оборвала его. Гнат смотрел на Варвару по-собачьи преданными глазами. Говорят, собаки, если их выдрессировать, могут носить записки в ошейнике. Надо только прикормить, приласкать.
— Да, Гнат не в счет! Это ты здорово сказал, Попеленко. На Гната никто не обращает внимания. Пустое место.
— Что это вы заладили, товарищ Капелюх, «не в счет», «не в счет», заметил «ястребок». — Какие будут наказы?
— Пошли-ка к тебе, Попеленко!
…Попеленковская ребятня уже улеглась на полати. Каганец еле разгорелся в спертом воздухе. Я увидел девять пар грязных голых пяток, обращенных к огню.
— Который Васька? — спросил я.
Попеленко быстро сориентировался и ухватил одну из пяток. Мы извлекли Ваську из общей кучи, как стручок гороха. Он моргал глазами, щурился на огонь, шмыгал носом.
— Слушай, Василь! — Я подергал его слегка за ухо, чтобы привести в чувство. — Ты говорил, что никто не заходил за все воскресенье к Варваре, так?
— Никто… Что ж я, брешу?
— А Гнат?
— Гнат? — Васька усиленно засопел, белесые поросячьи ресницы его забились. — Так то же Гнат. Вы ж про Гната не спрашивали.
Вот именно. Гнат не в счет! Сорок лет, от дня рождения, он ходил в деревенских дурачках, на него обращали внимания не больше, чем на соседского петуха.
— Так он заходил?
— Ну, Гнат заходил.
— Когда?
— Ну, утром был.
— Это когда Варвара вернулась от нашей хаты, поговорив с Климарем?
— Ага. А еще вечером заходил. С мешком. Песню пел… Я говорю: «Чего распелся»? А он в ответ «Бе-е-е…»
Васька хихикнул. Он стоял босиком на глиняном полу, цыпки у него чесались, и он тер нога о ногу.
— Потом Варвара вышла на вечеринку?
— Ага. Гнат подался в свою халупу, а она начепурилась и пошла.
— Ну все, Васька. Давай спать.
Он, удивленно поморгав, полез обратно на полати. Раздался писк потревоженных малышей, пятки пришли в движение, но вскоре успокоились, улеглись одна к одной, как ячейки в сотах. Мы с Попеленко вышли на улицу. Буркан ждал нас, вислоухая тень сидела рядом с ним. Небо совсем выгорело от лунного света.