С этими словами и с учтивостью, которая ей никогда не изменяла, хотя в данном случае за ней скрывалась легкая, изящная насмешка, королева предложила небольшой вышитый кошелек управителю, который с протянутой рукой, согнув спину, склонил свою ученую голову так низко, что физиономист мог бы упражняться на нем в метопоскопической науке, наблюдая его лицо сзади через широко расставленные ноги.
Ландин готов уже был принять свой гонорар, предлагаемый столь прекрасной и прославленной рукой, но тут вмешалась леди Лохливен, которая громко сказала, глядя на управителя:
— Всякий слуга нашего дома, осмелившийся принять какой-либо дар из рук леди Марии, навлечет на себя наше величайшее неудовольствие и при этом немедленно утратит свою должность.
Грустно и медленно привел управитель свою согнутую фигуру в вертикальное положение и уныло покинул покои королевы. За ним шла Мэгделин Грейм. Не произнеся ни слова, она поцеловала ковчежец, которым ее наградила королева, подняла свои сжатые руки и устремила глаза к небесам, как бы призывая божье благословение на Марию Стюарт. Когда старуха вышла из замка и направилась к набережной, где стояли лодки, Роланд Грейм, желая, если представится возможность, поговорить с ней, бросился ей наперерез, и ему бы удалось еще обменяться с ней несколькими словечками, ибо ее охраняли только унылый управитель и его алебардиры, но Мэгделин Грейм восприняла приказ королевы ни с кем не разговаривать в точном и буквальном смысле слова; ибо на повторные знаки своего внука она ответила только тем, что показала пальцами на свои губы. Доктор Ландин не был столь сдержан. Сожаление по поводу упущенного щедрого гонорара, а также возложенное на него тяжкое бремя самоотречения омрачили дух этого достойного администратора и ученого медика.
— Вот так, мой друг, — сказал он, пожимая на прощание руку пажа, — вознаграждаются наши заслуги. Я прибыл сюда, чтобы вылечить эту несчастную леди, и признаюсь, она вполне достойна этого, ибо, что бы о ней ни говорили, у нее удивительно подкупающие манеры, приятный голос, любезная улыбка и весьма величественные движения рук. Но скажите, дорогой Роланд, разве я виноват, что она не была отравлена? Я-то ведь готов был помочь ей, если бы ее действительно отравили. А теперь мне не разрешили принять мой вполне заслуженный гонорар! О Гален! О Гиппократ! Вот каковы судьбы докторской шапочки и красной мантии! Frustra fatigamus remediis aegros[73].
Он вытер глаза, шагнул на планшир, и лодка, отчалившая от берега, весело поплыла по глади озера, слегка взволнованной летним ветром.