— Передал ли он вам его? — спросила леди.
— Он бережет его, по-моему, для слуха вашей милости, — ответил Рэндл.
— Это он делает правильно, — одобрила леди Лохливен. — Прикажи ему подождать в зале… Впрочем, нет… С вашего разрешения, миледи, — обратилась она к королеве, — пусть его приведут сюда.
— Если вам нравится принимать своих слуг в моем присутствии, — сказала королева, — у меня нег иного выбора…
— Извинением пусть послужит моя старость, миледи, — ответила леди Лохливен. — Жизнь, которую мне здесь приходится вести, плохо совместима с годами, которые обременяют меня и побуждают нарушить этикет.
— Моя добрая леди, — ответила королева, — мне бы хотелось, чтоб в этом замке нашлось еще что-нибудь столь же зыбкое, как этикет; к сожалению, замки и засовы здесь устроены много прочней.
При этих словах в комнату вошел человек, о котором говорил Рэндл, и Роланд сразу узнал в нем аббата Амвросия.
— Как тебя зовут, любезный? — спросила леди Лохливен.
— Эдуард Глендининг, — ответил аббат, отвесив ей положенный поклон.
— Ты из рода рыцаря Эвенела? — спросила леди Лохливен.
— Да, сударыня, я его близкий родственник, — ответил мнимый латник.
— Что ж, в этом нет ничего удивительного, — заметила леди Лохливен. — Рыцарь этот скромного происхождения и только собственными подвигами возвысился до нынешнего славного сана. Тем не менее он, бесспорно, надежен и достоин уважения. Я рада видеть его родственника. Ты придерживаешься, конечно, истинной веры?
— В этом можете не сомневаться, сударыня, — отвечал переодетый священник.
— У тебя есть пароль сэра Уильяма Дугласа? — спросила леди.
— Есть, миледи, — ответил он, — но этот пароль я могу сказать вам только с глазу на глаз.
— Ты прав, — сказала леди Лохливен, отходя с ним в нишу окна, — ну, каков же этот пароль?
— Это слова старого барда, — ответил аббат.
— Повтори их, — потребовала леди, и он продекламировал ей шепотом строки из старинной поэмы «Сова»[84].
— О Дуглас! Дуглас! Нежный и верный.
— Верный сэр Джон Холенд! — воскликнула леди Дуглас, воодушевленная словами поэта. — Никогда более доброжелательная душа не вдохновлялась поэтическим даром, а имя Дугласов постоянно звучало на струнах твоей лиры! Мы зачисляем вас к нам на службу, Глендининг. Только ты, Рэндл, присмотри, чтобы ему поручали пока одни лишь внешние посты; в дальнейшем мы разузнаем о нем более подробно от нашего сына. Ты не боишься ночного воздуха, Глендининг?
— Служа той, перед которой я стою сейчас, я ничего не боюсь, — отвечал переодетый аббат.
— В таком случае наша стража пополнилась еще одним надежным воином, — сказала старая леди. — Иди на кухню и дай им понять, что они должны относиться к тебе с уважением.