— Ну, идем, посмотришь мой приусадебный участок, — очнулся Уфимцев.
— Далеко? — спросил Петр Федорович.
— Не очень, — генерал шагнул к балкону. — Иди сюда, — он невольно пригнулся в дверном проеме. — Нельзя человеку иметь такой рост, как у меня.
— Почему?
— Начальство не любит смотреть на подчиненных снизу вверх…
Они вышли на балкон. В аккуратных, наново покрашенных ящичках, опоясывавших его, пестрели невиданные прежде Петром Федоровичем цветы, росли маленькие помидоры. С боков и сверху балкон прикрывали подлакированные щиты, по натянутым лескам вился дикий виноград. Отсюда, с одиннадцатого этажа, далеко просматривался новый жилой массив с четким пересечением улиц, бульваров, засаженных деревьями и кустами, поблескивали каналы и озерца. По белому песку небольших пляжей бегали в трусиках дети, а мамы сидели под грибками, сняв босоножки и сунув ступни в теплый песок.
— Вот она, жизнь, — сказал Уфимцев. — А ты, понимаешь, как крот, куда-то роешь дыру да все во тьму, назад. Кому и что надеешься доказать? Пошло оно все… — и он сочно, как сплюнул, выматерился. — Хочешь, чтоб я тебе подтвердил про какой-то СБОН, про который я и не слыхивал, подтвердил, что я говно: отдал немцам Город, когда в нем еще до самого освобождения держался целый батальон…
Петру Федоровичу стало вдруг скучно. Он понял, что ничего не добьется от Уфимцева. Тот либо не понимает, либо не хочет понять, что Петра Федоровича не заботит не чья-то коллективная посмертная слава. Его интерес попроще, поуже, — если удастся, установить имена и фамилии и сообщить родным, для живых выхлопотать какие-то льготы… Вот и все…
— Кому нужна вся эта твоя история, — вел между тем свое Уфимцев. — Им, что ли? — указал он вниз на копавшихся в песочке детей, на людей, вывалившихся из троллейбуса на конечной остановке, на пешеходов, входивших в магазин. — У них своих забот, сегодняшних, полон зоб. А ты им трухлятину из сорок второго суешь. А на кой она им? Подумай сам. У них голова болит про что? Про жилье, про заработки, про детсадик, как достать колбасы, как аборт сделать. Ну не узнают они про твои открытия, — лучше или хуже жить станут?.. Чудак ты. Все ли ты знаешь про войну 1812 года? А живешь. То-то же… Хочешь восстановить справедливость? Дак ведь мы скоро помрем, все воевавшие. А какой от нее прок мертвецам?..
Уйдя в общем-то ни с чем от Уфимцева, Петр Федорович не зло, но убежденно решил: хорошо, что генерал «засох», выше комдива не поднялся. Люди, которым страх перебил хребет, опасны. Чем большей властью начинают обладать, тем сильнее в них раздувается пузырь прежнего страха из-за боязни все потерять. Даже многие совестливые люди начинают сомнительные цели признавать добрыми, но для этого приходится оправдать и любые средства…