— А это… все? — спросила она ошарашенно.
— Ну, я же сказал, что это просто дань вежливости, — пожал плечами рыжий.
— Тхияш, а они… того? — одними губами прошептала ведунья, для выразительности покрутив пальцем у виска.
— Нет, — улыбнулся лорд, которого предположение ведуньи явно позабавило, — точнее… Даже не знаю, как тебе это объяснить… — он растерянно почесал ногтем кончик своего носа, — подойди сюда.
Арха послушалась, хотя подходить близко к этим странным демонам ей совсем не хотелось. И не только из-за исходящего от них запаха. Старейшие арифеды девушку откровенно пугали. Пожалуй, она бы даже не соврала, если бы сказала, что рычащие, скалящиеся и требующие крови демоны страха нагоняли куда меньше. Эти «пра» слишком живо напоминали трупы, хотя мёртвые у лекарки никаких трепетных чувств не вызывали. Но только пока они не начинали изображать из себя живых.
Тхия подтянул ведунью поближе, приобняв за плечи. Теперь она почти не видела женщину, но прекрасно могла разглядеть мужчину. У арифеда не было возраста, совсем как у куклы. На первый взгляд, больше тридцати лет ему дать было невозможно. На второй — тоже. Но лекарка то знала, что ему чуть ли не семьсот исполнилось. И это не восхищало, а вызывало отвращение, даже брезгливость.
И ещё Архе дико не понравились его глаза. Они видели — девушка заметила, как дёрнулся зрачок, когда она подошла. Но… Ведуньи для демона словно и не существовало. Это не был взгляд «сквозь». Лекарки просто не было, совсем. Наверное, оконное стекло для арифеда значило больше.
— Ты его видишь? — спросил Тхия, словно она могла не заметить… это — даже демоном называть его язык не поворачивался. — Как ты думаешь, что самое страшное в таком долголетии?
— А в нем может быть что-то страшное? — ведунья подняла голову, заглядывая Тхия в лицо.
Неожиданно неприятное лицо. Девушке показалось, что он находится на грани слабо контролируемого бешенства. Того гляди сорвётся и начнёт все кругом разносить в духе Дана.
— Не понимаешь, да? — ухмыльнулся он как-то криво. — Самое страшное — это скука, Арха. Ты все уже видел и не по одному разу. Ты все знаешь, ты в любой ситуации можешь предугадать, как все пойдёт дальше. Ты знаешь, что тебе скажут ещё до того, как твой собеседник до самой мысли додумается. Ты все пробовал.
— Разве можно попробовать… все?
— Можно. За семьсот лет — можно. Что может принести удовольствие? Еда, вино, секс? Все успело не только надоесть, но и опротиветь. Книги? Ты знаешь, чем она закончится уже с первых строчек. Есть только скука. Кругом — только скука. Он не разговаривает с нами не потому, что не хочет. Нам ему сказать нечего, понимаешь? Мы его не интересуем. От этого одно спасение — созидание, творение чего-то нового. Как у Схары. Наверное, только творец не может до конца насытиться жизнью. Если это жизнь, конечно. Мы её тоже не интересуем.