— Прошу прощения.
— Ну, я не заставлю тебя извиняться перед ним. Даже при том, что тебе следовало бы, — я кивнула на Огаста. — Теперь с ним все хорошо. Правда, Кристоф? Я могу ударить тебя снова, если тебе нужно это.
Отпечаток моей руки быстро вспыхнул на щеке и уже исчезал. Его волосы снова сияли золотом. По нему прошлось движение, как у животного, которое приходит в себя.
— Оставь это для спаррингов.
— Да, — я осторожно засунула сережку в маленький карман на бедре. — Звучит здорово. Теперь вы сядете, парни, и будете хорошо вести себя? Это был отвратительный день — или ночь — и я устала.
Огаст медленно отпустил Кристофа, палец за пальцем. Воздух был плотным и ранящим, напряженным и нервным. Дар пульсировал в голове, как больной зуб, впитывая весь гнев и боль. Как будто дом находится в том состоянии, когда в нем уже произошла огромная битва, но еще не начали убирать сломанные вещи — мутно, немного одиноко, и много всего нерешенного.
Я ждала, пока Кристоф не выпрямился. Он потянул рукава свитера, как если бы до этого всегда носил костюмы. У меня появилась безумно яркая вспышка того, как он отдергивает снежно-белые манжеты, приводя в порядок посадку черного пиджака с фалдой[18], и мне пришлось моргнуть, чтобы прочистить взгляд. Позади меня Хиро и Брюс стояли тихо, но я могла чувствовать их готовность. Это как в тех барах, куда папа обычно брал меня, те, которые я инстинктивно находила и которые вели к Истинному миру. Я сидела и потягивала кока-колу, а он занимался делом. Несколько раз все становилось туманно, и сейчас было такое же состояние. Как гроза, собирающаяся ударить.
Однажды — только однажды — папа достал ружье и мы ушли без того, за чем пришли.
Я оттолкнула воспоминание.
— Вы остынете? Оба? — вот так! Это был верный тон. Вежливый, но твердый.
Кристоф наклонил голову. Его волосы становились светлыми.
— Конечно.
Я повернулась к Хиро, который уже отступил назад, стряхивая руку Брюса. Его кровь исчезла с подбородка, но я все еще могла почуять ее. Во рту пересохло, а горло болело. Жажда крови тревожно перевернулась в костях и, к счастью, отступила.
Хиро слегка поклонился в талии. Я ничего не могла с собой сделать — каждый раз, когда он кланялся, я кланялась в ответ. Он всегда выглядел довольным, когда я делала так, ну вы знаете, с волками жить — по-волчьи выть, правильно? Если это делало его счастливым, то хорошо. Я чувствовала себя идиоткой, делая это, но я также чувствовала бы себя идиоткой, не делая этого. Могла бы с таким же успехом быть вежливой.
— Прости меня, — Хиро жеманно отступил назад. Он направился к своему месту с напряженными плечами и, как обычно, изящной походкой. — Я думал, он причинит тебе вред.