– Старший инспектор, товарищ стрелок, – подсказал Шамшулов, не дождавшись продолжения. Повернувшись спиной к часовому, он оглядел лагерь, – бардак!
– Вам что-то не нравится, Борис Давидович? – спросил подошедший Назаров.
– Это что, охрана лагеря? – кивнул за спину Шамшулов, – хорошо еще, что семечки на посту не лузгает.
– Да, – согласился Назаров, – некоторое послабление режима караульной службы имеет место быть. Примите во внимание специфику местных условий, товарищ старший инспектор.
– Специфика не при чем, – отрезал Шамшулов, – сеть утвержденные Управление Лагерей нормы, и устав …
– Я советую вам забыть на время ваш опыт, – холодно сказал Назаров, – и прошу запомнить: здесь порядки устанавливаю я, а если вам что-то не нравится – в Малых Кармакулах есть связь с Большой Землей. Ваше право и, как я понимаю, обязанность, докладывать о положении дел в лагере, минуя коменданта. То есть меня.
– Уж будьте спокойны, на этот счет у меня четкие инструкции. Где я буду жить?
– Вот свободный барак, располагайтесь. Я живу вот в том доме.
Шамшулов дал знак Панкрашину, несшему его вещи, следовать за собой и направился к бараку.
Кривокрасов поставил на землю чемоданчик, сдвинул на затылок фуражку и, оглядевшись, присвистнул.
– Н-да, юдоль скорбей и печалей людских. Тут же с тоски сдохнешь!
– А ты ожидал кафешантанов и кинотеатров? – усмехнулся Назаров, – привыкай, Миша. Если хочешь – можешь жить в моем доме – вон тот. Пока придется на полу спать, а потом что-нибудь придумаем.
– Вот это спасибо. А я уж испугался, что с товарищем Шамшуловым придется кров делить.
– Иди, располагайся, а я пойду в казарму. Проверю, как тут без меня службу несут.
Распаковав вещи, Кривокрасов вышел на улицу. Солнце уже коснулось гребней скал, отделявших лагерь от моря, проложило по территории лагеря длинные тени. Над головой пронеслась стая птиц, Михаил проводил их глазами. Было довольно тепло и безветренно. Дальний край долины таял в синеватой дымке. Кривокрасов закурил, потоптался возле крыльца и пошел к воротам. Часовой, настороженно наблюдавший за ним, сделал суровое лицо и деловито принялся озирать окрестности.
– Как жизнь, служивый? – спросил Михаил.
– Не положено, – пробурчал часовой.
– Чего не положено?
– Разговаривать с часовым не положено.
– Как тебя старший инспектор напугал, – ухмыльнулся Михаил, – да ты не бойся, я не из его ведомства. На, закури, – он протянул часовому пачку «Беломора».
Часовой аккуратно вытянул папиросу, потянулся прикурить. Ему было лет около тридцати. Простое крестьянское лицо, белесые ресницы. Он с наслаждением выдохнул дым.