Кто-то добирался на редких электричках, кто-то своим ходом, иные даже двинулись большой колонной пешком, но такие колонны рассасывались не доходя до северо-западной границы города – кто-то уставал, у кого-то включалась голова, кто-то отставал или отбивался от общей группы.
Конечно же никто не нашел ни метеорита, ни алмазной крошки, разбросанной в округе предполагаемого места падения, ни даже очевидцев. А тот мужик с алмазами и бутылкой и вовсе оказался внештатным актером Первого канала.
Но это все потом вскрылось. Уже через два месяца никто не верил, что можно так легко внушить человеку что угодно. А потом, когда вспоминаешь, что скорость эскадры зависит от самого медленного корабля, а в толпе уровень критического восприятия падает до самого бестолкового ее члена, соображаешь, что и не такое прокатывает.
Все это выглядело бы как исторический фокус, смешной, трогательный и технологически верный, если бы за ним не последовали другие шаги. Сразу же после того, как улеглась истерия по поводу алмазного метеорита, за две недели до выборов, Дракон выступил с обращением к народу и объявил о своем досрочном уходе. Над тем, что «досрочный» – это перед выборами, и за полтора месяца перед официальной отставкой и инаугурацией следующего президента, смеялись долго, но на то и был, видимо, расчет. Пока все смеялись, государство de facto возглавил новый премьер-министр, дядя главы партии КПЦ, ныне пребывающей в развалившемся и скорбном состоянии, как и все основные партии страны, испытывающие в разной степени кризис.
Он-то и представил стране нового человека, вынырнувшего неожиданно из глубин бюрократии, как по волшебству. Раньше нами правил президент-предатель, правил президент-алкоголик, еще был властный авторитарный президент, и даже президент-посмешище, но еще ни разу страну не возглавлял президент-пророк. Ну или хотя бы выглядевший как таковой.
Его полюбили сразу, хотя никто не мог объяснить человеческим языком почему именно. Почему-то всем нам он показался ультранормальнее всех остальных. Словно не из этого мира. Словно чудо, о котором говорил Горчаков – проявление иных законов в этом мире, где они не должны были действовать. Его харизма лежала далеко за пределами естественных возможностей языка, потому что была написана не на языке. Новый язык, который вытекал из его уст и звучал непривычно, оказался его даром всем нам, так как на нем мы смогли прийти к соглашениям, вернувшим страну в мирное русло межпрезидентствия и остановившим затянувшуюся флуктуацию.
Новые выборы назначили на начало мая. Когда они прошли, не без бардака, конечно же, мы вступили в новое пространство и время, словно перешагнули непреодолимый квантоволингвистический барьер, и нам разрешили существовать. Так закончилась великая эпоха Дракона, и теперь страной управлял Змей.