— А кто отлучит нас от любви Божией? — по-прежнему ухмыляясь, хрипло вопросил сэр Мартин и левой рукой сжал ворот Мелисанды. — Это вопрос из Священного Писания, детка: кто отлучит нас от любви Божией? Кто отлучит меня от тебя, а? Ни скорбь, говорит Господь, ни теснота, ни гонение, ни голод… Ты меня слушаешь?
Мелисанда кивнула. Подтянув мешок еще на дюйм, она нащупала отверстие.
— Слова самого Господа, — не умолкал священник, на сей раз полагаясь на подлинный текст Писания, — донесенные до нас блаженным апостолом Павлом. Ни опасность, ни меч не отторгнут нас от любви Божией, говорит апостол, ни нагота!
Он резанул ткань коротким ножом и, на миг оскалившись, разорвал платье до пояса.
— Боже правый, — благоговейно протянул сэр Мартин, не сводя глаз с обнажившейся груди Мелисанды. — Нагота не оградит тебя от любви Божией, детка, так обещает Писание. Радуйся, что я с тобой, детка, ликуй!
Он убрал ногу и теперь стоял на коленях рядом с Мелисандой. Рванув льняную ткань донизу, священник упоенно воззрился на белоснежную кожу под платьем. Мелисанда, запустив правую руку в мешок, не двигалась.
— Мы пребывали в наготе, крошка, пока женщина не принесла грех в мир, и теперь будет только справедливо наказать женщину за тот первый грех. Правильно?
Порыв ветра донес до них шум и крики с плато, и священник метнул взгляд в сторону поля. Мелисанда сунула руку глубже в мешок, пытаясь нащупать короткую стрелу, но сэр Мартин тут же повернулся, и девушка застыла недвижно.
— У них там свои игры, пусть дерутся, они это любят. Все равно победят французы — их ведь тысячи! Твой Ник сдохнет, детка. Сдохнет на французском мече. Потому что ты тоже из французов. Славная французская красотка. Жаль только, Ник и не узнает, что я покарал тебя за грехи. Женщина принесла в мир грех, женщину надо наказывать. Нику, конечно, хорошо бы перед смертью знать, что я тебя наказал, но что поделаешь, не выйдет, так уж судил милостивый Господь. Мой Томас, должно быть, тоже умрет — жаль, он малый что надо, но у меня полно других сыновей. Может, ты мне родишь еще одного? — От этой мысли он расплылся в ухмылке и принялся подбирать рясу. — Я-то не умру. Французы не убьют священника, они ведь не хотят отправиться в ад. А если ты будешь сговорчивой, детка, ты тоже не умрешь. Я оставлю тебе жизнь, и ты родишь мне сына. Может, назвать его Томасом? Точно! Раздвинь-ка ноги!
Мелисанда не пошевелилась, но священник пнул ее колени раз, другой — и втиснул между бедрами ногу в сапоге.
— Наш Генри притащил сюда войско и всунул его в дьяволов горшок с дерьмом, — продолжал сэр Мартин. — Теперь им осталось только сдохнуть. Все умрут, все, уцелеем лишь мы с тобой, детка, лишь мы с тобой, так что будь со мной полюбезнее. — Он задрал рясу выше пояса и ухмыльнулся Мелисанде. — Хорош, да? Прими его получше, детка.