— Мессир… — Ланферель опустился на одно колено.
— А вы из-за чего? — убитым голосом спросил герцог.
— Грязь, — ответил Ланферель, поднимаясь.
— Боже мой. — Юноша содрогнулся — вряд ли от боли (тяжелых ран ему не причинили), скорее от стыда. — Алансон погиб. Бар и Брабант тоже. И Сане.
— Архиепископ? — переспросил Ланферель, которого смерть князя церкви поразила больше, чем гибель трех самых высокородных герцогов Франции.
— Его просто выпотрошили, Ланферель. Выпустили кишки. И д'Альбре погиб.
— Коннетабль?
— Погиб, — подтвердил герцог. — Бурбона взяли в плен.
— Боже милостивый, — выдохнул Ланферель, потрясенный отнюдь не известием о гибели коннетабля Франции и пленении герцога Бурбонского, победителя Суассона, а зрелищем того, как к герцогу Орлеанскому подводят маршала Бусико, лучшего воина во всей Франции.
Бусико, глянув на Ланфереля и герцога, покачал седой головой.
— Похоже, мы просто обречены на английское гостеприимство, — буркнул он.
— В прошлый раз меня содержали вполне прилично, — заметил Ланферель.
— Вам что, собирать выкуп второй раз? — потрясение спросил Бусико. Его белый налатник с алым двуглавым орлом запятнался кровью, отполированные прошлой ночью доспехи покрывали царапины и грязь. Маршал сокрушенно оглядел остальных пленных. — И каково там?
— Кислое вино, неплохое пиво, — ответил Ланферель. — И дождь, разумеется.
— Дождь, — горько повторил Бусико. — Он-то нас и погубил. Дождь и грязь.
Маршал с самого начала был против того, чтобы вступать в битву с войском Генриха: английских лучников он опасался при любой погоде. Пусть себе бредут в Кале, говорил он тогда, а французам лучше бросить силы на отвоевание Гарфлёра. Однако юные горячие герцоги вроде Орлеана настояли на битве.
Бусико ощутил прилив желчи и острое желание обрушить обвинения на герцога, но сдержался.
— Климат, значит, в Англии неприветливый, — вместо этого произнес он. — А женщины?
— Женщины наоборот, — ответил Ланферель.
— Без женщин не обойтись, — заметил маршал Франции, разглядывая пасмурное небо. — Сомневаюсь, что Франция соберет нам выкуп, скорее придется торчать в Англии до смерти, надо же будет как-то проводить время.
Ланферель подумал о Мелисанде — где она сейчас… Ему вдруг безудержно захотелось ее увидеть, перемолвиться словом. Однако рядом сновали лишь незнакомые женщины, разносящие воду раненым. Священники обращались к воинам с последним утешением, лекари склонялись над изувеченными бойцами, перерезали пряжки доспехов, снимали покореженную сталь с размозженной плоти и придерживали умирающих, заходящихся в агонии. Увидев одного из своих бойцов, Ланферель предоставил герцога и маршала их стражам и, подойдя, склонился над латником, левая нога которого была чуть не полностью разрублена ударами топора. Кто-то перевязал бедро тетивой, но из разодранной раны все равно сочилась густая кровь, выплескиваясь с каждым ударом пульса.