Вдалеке звездой мерцал фонарь. Если сощуриться, различимы смутные очертания причала, бледная полоса досок в ночной черноте. А когда Лидия туда доберется, станет видно отчетливее: доски, истертые многими поколениями босых ног, сваи, что держат эти доски прямо над водой. Лидия неторопливо встала; лодка закачалась, и Лидия раскинула руки. Тут не так уж далеко. У нее получится, никаких сомнений. Надо только работать ногами. Она добрыкается до причала, и уцепится за доски, и подтянется, и вылезет из воды. Завтра утром расспросит Нэта про Гарвард. Как там было. С кем он познакомился, какие возьмет курсы. Она скажет, что ему там непременно понравится.
Она посмотрела в озеро, что разверзлось под лодкой, во тьме обратилось в ничто – в черноту, в великую пустоту. Все будет хорошо, сказала себе Лидия и шагнула в воду.
Всю дорогу до дома Джеймс твердит себе: «Еще не все потеряно. Еще не все потеряно». Повторяет на каждом указателе, отмеряющем мили до Миддлвуда, а затем мимо проносится колледж, а после озеро. Наконец Джеймс въезжает во двор – дверь гаража распахнута, машины Мэрилин не видно. Джеймс старается держаться, но его шатает от каждого вздоха. Все эти годы он помнил одно: она сбежала. И принял как должное: она вернулась. А потом: она осталась. Он тянется к дверной ручке, и колени подгибаются. Еще не все потеряно, внушает он себе, однако нутро сотрясает дрожью. Если Мэрилин снова сбежала, на сей раз с концами, ее не в чем упрекнуть.
В прихожей Джеймса встречает тягостная похоронная тишина. Но в гостиной на полу съежилась крошечная фигурка. Ханна. Свернулась калачиком, обхватила себя руками. Глаза водянисто-розовые. Джеймс вспоминает давний вечер, двух осиротевших детей на холодной веранде.
– Ханна? – шепчет он, уже чувствуя, как рушится, точно старый дом, до того ветхий, что стены не стоят. Портфель выпадает из пальцев на пол. Дышит Джеймс как будто через соломинку. – Где мама?
Ханна поднимает голову:
– Наверху. Спит. – А затем – и тут Джеймсу наконец удается вздохнуть: – Я ей сказала, что ты вернешься. – Ни самодовольства, ни торжества. Факт, простой и округлый, как бусина.
От благодарности онемев, Джеймс оседает на ковер подле маленькой дочери, и та раздумывает, говорить ли дальше. Ей есть что сказать, о да: как они с мамой лежали на постели Лидии и проплакали полдня, обнимаясь так крепко, что их слезы перемешивались, а потом мама заснула. И как полчаса спустя на патрульной машине приехал брат, помятый, хмельной и ужас какой вонючий, но до крайности умиротворенный, и ушел прямиком наверх, и лег в постель. Из-за штор Ханна видела Фиска за рулем, а вечером во дворе незаметно возникнет машина Мэрилин – помытая и с ключами на водительском сиденье. Пожалуй, это подождет. Ханне не внове хранить чужие тайны, а отцу надо сообщить кое-что поважнее.