Скрипит парадная дверь, и в кухне появляется Нэт – глаза и нос красные. Ясно, что он плакал, но Ханна делает вид, будто не заметила, головы не поднимает, складывает осколки в горсть.
– Что тут такое?
– Мама с папой поссорились. – Ханна ссыпает бывшую чашку в мусорное ведро и вытирает руки о штанины клешей. Вода, решает она, как-нибудь и сама высохнет.
– Поссорились? Из-за чего?
Ханна переходит на шепот:
– Не знаю. – Сверху, из родительской спальни, ни звука, но Ханна дергается. – Пошли на улицу.
Снаружи они не сговариваясь сворачивают к озеру. Ханна на ходу внимательно озирает улицу, будто отец еще за углом, уже не сердится, готов вернуться домой. Ничего не видно, кроме редких припаркованных машин.
Но инстинкты Ханну не подводят. Джеймса, едва он выезжает со двора, тоже манит озеро. Он объезжает его раз, потом другой. Слова Мэрилин эхом отдаются в голове. «Не пресмыкаюсь перед полицией». Снова и снова он слышит это нескрываемое отвращение, это пренебрежение. И Мэрилин не упрекнешь. Как Лидии быть счастливой? Ли выделялась в толпе учеников. Мало кто был близко с нею знаком. Вероятен суицид. Он проезжает причал, где Лидия села в лодку. Затем поворот в тупик, где дом. Затем снова причал. Где-то в центре этого круга его дочь, одинокая, без друзей, в отчаянии нырнула в воду. «Лидия была очень счастлива, – сказала Мэрилин. – Кто-то виноват». Кто-то, думает Джеймс, и в горло ему будто кол вбили. Невыносимо смотреть на это озеро. Тут он понимает, куда его тянет.
Про себя он сто раз отрепетировал, что скажет Луизе, и утром проснулся с этой речью на губах. Это была ошибка. Я люблю жену. Это больше никогда не повторится. А сейчас Луиза открывает дверь и с губ его срывается:
– Прошу тебя.
И она бережно, благородно, божественно принимает его в объятия.
В ее постели можно перестать думать – о Лидии, о газетах, об озере. О том, что делает дома Мэрилин. О том, кто виноват. Джеймс сосредоточивается на изгибе Луизиной спины, на бледном шелке ее бедер, на черной волне волос, что снова, снова и снова оглаживает его по лицу. После Луиза обхватывает его руками сзади, как ребенка, и говорит:
– Останься.
И он остается.
А Мэрилин делает вот что: расхаживает по спальне Лидии, от гнева вся в мурашках. Ясно же, что думает полиция, – они так прозрачно намекают. «Нет никаких свидетельств, что с ней кто-то был в лодке. Как по-вашему, Лидия была одинока?» И ясно, что Джеймс с ними согласен. Но ее дочь не могла быть так несчастна. Ее Лидия, вечно улыбчивая, вечно услужливая? Конечно, мам. Я с удовольствием, мам