Каждый день Мэрилин вынимала из коробки замороженный пирог или размораживала бифштекс с подливой – она по-прежнему не желала стряпать, а семья молча смирилась с тем, что такова цена присутствия матери, – и строила планы. Какие книги купить Лидии. Какие грядут проекты для научной выставки. Какие летние курсы.
– Только если тебе интересно, – неизменно говорила Мэрилин. – Только если ты сама хочешь.
Всякий раз она говорила искренне, но не замечала, что затаивает дыхание. А вот Лидия замечала. Да, отвечала она всякий раз. Да. Да. И мать выдыхала. В газете – которую Мэрилин между стирками прочитывала от корки до корки, раздел за разделом, размечая ими день, – брезжила надежда. Женщин стали принимать в Йель, затем в Гарвард. Страна учила новые слова: «позитивная дискриминация», «поправка о равных правах», «журнал “Мисс”»[24]. Про себя Мэрилин одной неразрывной златой нитью ткала будущее Лидии – и не сомневалась, что дочь тоже хочет такого будущего: Лидия в белом халате, на высоких каблуках, со стетоскопом на шее; Лидия над операционным столом, а вокруг толпятся мужчины, восхищенные ловкостью ее рук. Изо дня в день эта картина наливалась жизнью.
Изо дня в день Нэт за ужином молчал, пока отец расспрашивал Лидию про подруг, пока мать допытывалась про уроки. Когда они по родительскому долгу оборачивались к Нэту, он терял дар речи, поскольку отец – которого до сих пор жгло воспоминание о разбитом телевизоре и пощечине – и слышать не желал про космос. А Нэт читал и думал только об этом. На досуге прошерстил все книжки, какие нашел в школьной библиотеке. «Космические полеты. Аэродинамика. См. также: двигатель внутреннего сгорания; силовая установка; спутник». Заикаясь, он отвечал на пару вопросов, а затем прожектор вновь вперялся в Лидию, и Нэт уходил к себе, к своим журналам по аэронавтике, которые хранил под кроватью, как порнографию. Это вечное затмение его не ранило: каждый день к нему стучалась молчаливая и несчастная Лидия. Он понимал все, чего она не говорила; по сути, оно сводилось к не отпускай. Когда Лидия уходила – корпеть над домашней работой или проектом для научной выставки, – Нэт разворачивал телескоп к окну, к далеким звездам, к чужедальним краям, куда однажды отправится в одиночестве.
А Лидия – вселенский центр поневоле – каждый день собой скрепляла этот мир. Впитывала родительские мечты, унимала бурлящее внутри сопротивление. Текли годы. Пришли и ушли Джонсон, Никсон, Форд. Лидия стала грациозной; Нэт подрос. У материных глаз нарисовались морщинки; отцовские волосы засеребрились на висках. Лидия знала, чего жаждут родители, хоть они и не просили вслух. Всякий раз чудилось, что это такая мелочь – такая низкая плата за их счастье. И Лидия летом учила алгебру. Надевала платье и шла на танцы. Записалась на биологию в колледже – понедельник, среда, пятница, и так все лето.