Нэт увидел, как сестра моргает, как краснеют ее глаза, и сквозь его злость пробился росток жалости. Нэт уже одиннадцать раз перечитал письмо из Гарварда и наконец внушил себе, что это правда: его приняли. Через девять месяцев он сбежит, и от этого все остальное уже не жалило. Да, родителей больше волнует неудача Лидии, чем его успех, – и пускай. Он уезжает. Он будет в колледже, а Лидия останется. Мысль эта, наконец облеченная в слова, отдавала горькой радостью. Отец протянул Нэту подарок в красной фольге, Нэт осторожно улыбнулся Лидии, а та сделала вид, что не заметила. После трех безутешных дней она еще не была готова его простить, но его улыбка согрела ее, как глоток чаю в холодный зимний день.
Лидия простила бы брата, не взгляни она на потолок. Но что-то бросилось ей в глаза – белое пятно Роршаха, – и в голове воздушным шариком всплыло воспоминание. Все они были еще маленькие. Мать повезла Ханну к врачу, а Лидия с Нэтом остались дома одни и прямо над окном заметили громадного паука. Нэт взобрался на диван и раздавил его отцовским ботинком, оставив на потолке черную кляксу и полследа подошвы. «Скажи, что это ты сделала», – взмолился он, но Лидия придумала кое-что получше. Взяла флакон замазки, стоявший у отцовской пишмашинки, и закрасила все пятна, одно за другим. Родители так и не заметили белых крапин на кремовом потолке, а Лидия с Нэтом месяцами потом посматривали вверх и с улыбкой переглядывались.
Теперь, присмотревшись, Лидия различила бледные следы отцовской подошвы и большую кляксу от паука. Она и Нэт были союзниками. Всегда вместе, даже в такой вот мелкой ерунде. Она и не думала, что однажды это закончится. Утренний свет плеснул на стену – получились тени и ослепительные лужи. Лидия сощурилась, пытаясь отличить белый от белесого.
– Лидия?
Все деловито разворачивали подарки; Нэт в углу вставлял пленку в новый фотоаппарат; на матери поверх халата поблескивал рубиновый кулон на золотой цепочке. Отец протягивал Лидии сверток – маленький, компактный, угловатый, как шкатулка для драгоценностей.
– Это от меня. Сам выбирал.
И просиял. Обычно Джеймс предоставлял рождественские покупки Мэрилин, и с его молчаливого согласия она подписывала карточки «С любовью от мамы и папы». Но это он купил сам и спешил одарить дочь.
Если сам, подумала та, значит, это что-то особенное. Она мигом простила отца за то, что не вмешивался. Тут под оберткой что-то изысканное, драгоценное. Лидия вообразила золотую цепочку – девочки в школе носили такие не снимая, с золотыми крестиками, полученными на конфирмацию, или с кулончиками, гнездившимися в ямке между ключицами. И отец подарил ей такую же. Эта цепочка перечеркнет книги, подаренные матерью, и все последние три дня. Это будет сувенир, говорящий: «Я тебя люблю. Ты прекрасна как есть».