Две коэмы я беру с собой. О них не знает никто, кроме Бируты. Но, по-моему, они не скоро понадобятся на Рите.
Сейчас, в последние дни, мне начинает казаться, что все эти коэмы, тедры и прочая дребедень – мальчишеские забавы, которым я придавал слишком большое значение. Сейчас надвигается что-то огромное, важное, несоизмеримое с тем, чем мы жили до сих пор.
Такой ли я, какие нужны в новых условиях? Может, это вовсе не для меня? Ведь, к сожалению, я далеко не лучший образец человеческой породы. Что бы там ни думала Лина…
Гожусь ли я для того, на что замахнулся?
…На следующий вечер Бируте передают конверт, и я вижу, как она читает письмо на другом конце холла, в кресле, а потом прячет конверт в карман.
Наверно, письмо от матери. Как и сама Бирута, её мать очень любит писать и получать письма. Но обычно Бирута рассказывает мне, что пишет мать.
А в этот вечер она не говорит ничего.
И поэтому мне кажется, что письмо – не от матери.
Впрочем, чему удивляться? Были же у Бируты друзья до «Малахита». И, может, не только друзья. Я никогда не спрашивал её об этом, потому что не ревную к прошлому, как часто, к сожалению, ревнует сама Бирута. Но если я мог получить прощальную записку от Лины, то почему не может получить от кого-то письмо моя жена? И если я, щадя её нервы, уничтожил записку и ничего не сказал о ней, то почему Бирута не может сделать того же?
Всё равно прощальные записки никогда ничего не меняют. Ничегошеньки!
Сегодня уходим мы в даль,
В безбрежную даль – навсегда.
К тебе не вернёмся, Земля!
Твои не увидим поля!
Твои не увидим леса!
В твои не заглянем глаза!
Я даже не знаю, откуда доносится аккомпанемент. Кажется, музыкой наполнен воздух, её отдают нам стены, и потолки, и чёрные большие окна Третьей Космической.
Ещё вчера эту мелодию неуверенно наигрывали тонкие длинные пальцы Розиты Гальдос, а мы подбирали слова прощальной песни.
А сегодня поём её в шестьсот здоровых молодых глоток. И идём по гнутым коридорам Третьей Космической к дверям корабля. И мелодия, которую вчера знали только мы, сейчас звучит над планетой.
Не думай, что весело нам,
Не думай, что очень легко
По дальним и чуждым мирам
Бродить от тебя далеко.
Но раз это надо Земле, —
В космической скроемся мгле.
Мы идём и улыбаемся. Десятки телеобъективов глядят на нас, десятки микрофонов нас слушают. Земля прощается с нами.
К тебе мы пришлём наших внуков.
Прими их как внуков своих.
Как нас перед вечной разлукой,
В морях искупай голубых,
На пляжах погрей золотых.
Побалуй, как внуков своих.
Это строчки Бируты, про моря и пляжи. Это наш с ней отпуск звучит…