Убьет.
А может…
Убьет!
А…
УБЬЕТ!!!
Нет, нет, нет… Стае что-то закричал, вскочил, побежал куда-то в сторону, наткнулся на такого же, как он сам, испуганного солдата; оба повалились на землю… К ним подбежали, успокоили ласковым матерком, кто-то из офицеров дал Стасу затрещину — привел, так сказать, в чувство.
А потом было дурацкое оцепление — дурацкое потому, что оружия им не дали, вернее, дать-то дали, но только стволы — без патронов.
— А как стрелять-то, а? — все орал на Стаса мрачный Мурзенко, но что тот мог ответить — сам ничего не понимал и лишь материл про себя все вокруг: и предков, что отправили его в армию, и отцов-командиров, «сволочужек поганых», что куда-то попрятались после обеда, и это дурацкое задание, и этот проклятый городок — за нелепое расположение улиц, за открытость перекрестков и за прочее, прочее, прочее…
…Перед самым обедом его отправили в штаб батальона. Стае прихватил с собой двух «молодых», хотя особой надобности в этом не было. Но как ему казалось, эти двое хоть как-то смогут уберечь его от пуль.
«В них попадет, а в меня нет», — подумалось ему.
И поэтому поставил он их по бокам — справа и слева от себя — и приказал пошевеливаться. Если торопиться, то могут и не попасть…
Наконец добрались до штаба, который притаился в одном из сараев за длинным рядом одинаковых серых домов. Комбат презирал всевозможные палатки и навесы, всю «эту дрянь и паутину», предпочитая простой дедовский способ бревна да землю.
Передав записку от ротного, Стае ждал ответа, одновременно прислушиваясь к тому, что происходит за штабными дверями…
До него долетали обрывки разговоров, но сложить из них что-то цельное Стае никак не мог. Оттого и злился. Кроме того, его бесила беспечность «молодых», которые лежали тут же рядом на земле и дремали, утомленные ночной и дневной суетой…
— А мне какое дело! — кричал на кого-то комбат. — Нет, ты мне объясни, при чем здесь мои воины?!
В ответ что-то забубнил незнакомый голос.
— А мне насрать! — продолжал орать комбат.
Его голос Стае слышал хорошо и отчетливо. — А мне…
И вновь его заглушил голос незнакомца.
— Ну и что?.. — снова взвился комбат.
— Приказ…
— Почему мои?! Пусть сами и идут!..
— Нет…
— Да…
— Не знаю… Не верю… Не хочу верить…
— Приказ…
Голоса перемешались, слились в какой-то непонятный клубок, потом рассыпались на ручейки, и стало совсем непонятно, куда они текут…
Стае замотал головой, прикрыл глаза. От желания понять, о чем говорят за дверями, от напряжения он даже высунул язык и покраснел. Но слышал, как ему чудилось, лишь одно и то же:
— Да…