— Ты чего? — спросила она, когда восстановила дыхание.
— Крыса.
И голос испуганный-испуганный.
— Что?! — не поверила она своим ушам.
— Крыса, — повторил он.
Аня почувствовала, что начинает впадать в истерику. Мужик, а визжит, увидев крысу! И не стесняется говорить об этом. Как ни в чем не бывало! «Крыса» — и хоть ты умри со смеху… Громко смеяться было нельзя, а не смеяться было невозможно. Девушку даже скособочило оттого, что она пыталась подавить в себе смех. Видимо, это было что-то нервное.
— Боже… — сдавленно повторяла она. — Боже мой!
— Что с тобой? — встревоженно проговорил он. — Тебе плохо, сестра?
В глазах у девушки потемнело от напряжения. Ей было действительно плохо. Она должна была что-то сделать, она больше не могла терпеть эту муку, это напряжение. И Аня отпустила вожжи…
Дикий, ужасающий хохот-вопль сотряс подземелье. Если около них еще и оставались какие-нибудь крысы, то они или умерли от страха, или убежали прочь, чтобы никогда больше не возвращаться в эти места. Хохот гремел со всех сторон казалось, в этом подземелье восторжествовал с какой-то радости сам сатана, да так, что не может, бедный, успокоиться. Аня хохотала и благодарила Бога за то, что не имеет возможности заглянуть в лицо обалдевшего (она была уверена) Хохмача, потому что в противном случае летальный исход был бы ей обеспечен. Никогда в жизни она так не смеялась!
Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем девушка затихла.
— Фу-у, — выдохнула она, едва живая. Он, наверное, понимал причину ее смеха, потому что угрюмо молчал.
— Больше так не делай, ладно? — попросила его Аня.
— Так мы идем или нет? — недовольно подал он голос.
— Да…
И вот с этой минуты все изменилось.
— Все в порядке, — сказала она. — Идем дальше.
Аня увидела, как Хохмач пожимает плечами.
— Куда теперь?
— Прямо!
Но внутри ее уверенности в этом не было. И точно, спустя несколько секунд они уперлись в стену…
Кладка была сравнительно свежая… С Аней происходило что-то странное. Она как будто не успевала за чем-то. Ей казалось, что вот-вот, прямо в следующий миг, она ухватится за что-то очень важное, за что-то такое, что ей жизненно необходимо, — и постоянно опаздывала ровно на мгновение.
И это рождало неуверенность!
Ей начинало казаться, что она вот-вот вспомнит нечто такое, что знала всегда, но всякий раз, когда это должно было произойти, забытое «нечто» снова ускользало от нее. Да что это с ней творится?!. Стараясь незаметно для Хохмача причинить боль самой себе, она до крови кусала губы в надежде хоть что-то изменить внутри себя. И все ждала: вот-вот случится что-то, от чего она вновь обретет уверенность.