— Нет, до тех пор, пока я действую согласно закону.
Терри собрался было что-то сказать, но я положила руку ему на плечо.
— Первичные выборы будут только во вторник, — заметила я. — А до ноября уж тем более очень далеко.
Подумав, Андерхил пожал плечами.
— Что ж, Терри мой начальник. Если он ничего не имеет против…
— Ничего, — заверил его Терри.
— В любом случае, многого я все равно не смогу сказать. Мы не нашли ни черта в первый раз и немногим больше во второй. Так что же все-таки вы хотите от меня услышать?
— Всё, — сказала я, подзывая Спота, чтобы он принес нам новую порцию напитков.
Мы с Терри переключились на кофе; Андерхил заказал томатный сок.
Так подсказывает холодный ум. Так подсказывает забота о здоровье. Мы все проживем до ста лет.
Но порой мне очень хочется почувствовать себя Джоном Дж. Малоуном[1].
5
В поисках каких-либо улик
Прежде чем Скотти Андерхил закончил лечить томатный сок острыми соусами «Табаско» и «Вустершир», превращая его во что-то если и не бьющее в голову, то хотя бы вкусом напоминающее «Кровавую Мери», Терри, залпом проглотив кофе, по-братски потрепал меня по плечу и умчался на бейсбольный матч с участием Стэнтона.
— Я уже несколько месяцев не заглядывал в эти бумаги, так что дословного пересказа от меня не ждите, — предупредил меня Скотти, выжимая ломтик лимона в стакан. — И все же когда уделяешь делу столько времени, забыть его невозможно. — Он устало улыбнулся. — Черт возьми, я теперь даже вспомнил вас. Вы ведь нянчили ребенка, так?
— Ну да. Удивлена тем, что вы это помните.
— Мы присматривались ко всем. Даже к нянькам. Насколько мне помнится, вы тогда сохли по мужу Дженни Уайтхед.
Я испытала неожиданный прилив смущения. Поймав себя на том, что залилась краской, я поблагодарила бога за то, что Терри это не видит.
— Во имя всего святого, кто вам это сказал?
— А это имеет значение?
— Нет. Просто очень странно слышать, что следователь из отдела убийств обратил внимание на увлечение школьницы.
На увлечение, которое, как мне казалось, я скрывала от всего света.
— Школьницы, бывает, совершают самые безумные поступки. К тому же, вы в то время были уже не маленькой девочкой. Вам как раз исполнилось шестнадцать: молодая женщина, управляющая собственной машиной. Насколько мне помнится, белым «тандербердом». — Помолчав, Скотти как бы напоследок добавил: — И вы также дочь Кеззи Нотта.
Я пропустила это замечание мимо ушей. Если этот факт известен Скотти, ему также известно, что единственным, за что осуждали моего отца, было уклонение от налогов. Он также должен знать, что отец отсидел свои полтора года в федеральной тюрьме задолго до моего рождения. Когда мне было восемь лет, губернатор штата и два сенатора, подергав за нужные нитки, добились для отца полной амнистии. Теоретически эта единственная судимость отца должна была быть стерта из всех архивов.