А я думал о том, что нужно будет напечатать афиши особым шрифтом, крупным, какого еще не видал свет.
— Ну-с, может, теперь пойдем в дом? — осведомился мистер Барнум. Голос его был холоден и бесстрастен.
Джонатан Шэнк откровенно удивился.
— Вы, никак, уже нагляделись? — спросил он.
— С нас пока довольно, — сказал Ф.-Т. Барнум. И отвернулся позевывая. — Признаться, милейший, — добавил он, — все мы несколько проголодались…
— Я ведь и мистеру Бейли отписал, — сказал Джонатан Шэнк, переминаясь с ноги на ногу. — Если вы не дадите хорошую цену…
— Рад это слышать, — сказал Ф.-Т. — Мистер Бейли знаток в своей области и человек чести. Но я никогда не занимаюсь делами перед ужином.
— Ну ежели в жратве все дело, тогда ладно, — бесцеремонно сказал Шэнк и повел нас к дому, почесывая в затылке от недоумения. И я не мог его упрекнуть. Сам я понимал, что мистер Барнум задумал какую-то хитрость, но не мог сообразить, какую именно.
За свою жизнь я немало едал всякой гадости, но такого омерзительного ужина не упомню. Шэнк все стряпал самолично; и чем дальше, тем сильней я проникался сочувствием к пленнику, запертому в сарае. Бедняга питался этой стряпней неделю, а то и больше — не мудрено, что он так нахохлился. Мыслимое ли дело, чтобы человек изжарил на сковородке свежее куриное яйцо, и оно приобрело после этого такой вкус, словно его снесла неясыть по особому заказу. Ну что ж, как говорится, век живи — век учись.
А мистеру Барнуму, казалось, все было нипочем, он ел эту отраву, нахваливал и просил еще. Ф.-Т. Барнум поддерживал оживленный разговор с великим искусством, и стоило ему только захотеть, как его собеседник слышал звуки оркестра и видел блестящее цирковое представление. Он излил на Джонатана Шэнка все свое красноречие, развернул перед ним пестрый карнавал своей жизни, с юных лет, когда он торговал вразнос скобяным товаром в Бетеле, и до знаменательного дня, когда он удостоился предстать перед самой королевой Викторией. И все эти старания он прилагал для того, чтобы ублажить сварливого старика с хитрыми глазами. Мне казалось, что он подвергает себя добровольному унижению, и хотя я слушал его, но это меня отнюдь не радовало.
Но немного погодя я заметил, что генерал куда-то исчез. Он при желании умел проскользнуть тихонько, не привлекая к себе внимания. Тут я вспомнил, что когда мы шли к дому, они с мистером Барнумом отстали от всех. И туманная надежда забрезжила в моей душе.
Ф.-Т. вдруг оборвал на полуслове один из самых захватывающих своих рассказов.
— Но оставим это, — изрек он. — В конце концов, дело всего важнее, а я, кажется, о нем позабыл. Так сколько вы хотите получить за этот ваш аттракцион, мистер Шэнк?