— Ох, простите, — сказал Джонни Пай, — я и не знал, что кто-то здесь стал лагерем. Но вы, может быть, завтра зайдете ко мне домой, у моей жены несколько ножей затупились.
И прикусил язык, потому что старик поглядел на него очень пристально.
— Да это ты, Джонни Пай, — сказал старик. — Ну, как поживаешь, Джонни Пай? Долго же ты не приходил. Я несколько раз думал, что придется за тобой сходить. Но вот ты наконец и явился.
Джонни Пай был теперь взрослый, но тут он задрожал.
— Но это не вы! — воскликнул он. — Я хочу сказать — вы не он. Я всю жизнь знал, какой он с виду! Он крупный мужчина в клетчатой рубахе и в руке ореховая дубинка со свинцовым наконечником.
— О нет, — сказал точильщик безмятежно. — Ты, может быть, такого меня выдумал, но я не такой. — И Джонни Пай услышал, как коса — вжик, вжик вжикает по точилу. Старик смочил ее водой и вгляделся в лезвие. Потом покачал головой, как будто еще не вполне довольный, а потом спросил: — Ну как, Джонни, ты готов?
— Готов? — спросил Джонни хрипло. — Конечно, нет.
— Это они все так говорят, — сказал старик, кивая головой, и коса опять заходила по точилу — вжик, вжик.
Джонни вытер лоб и стал рассуждать.
— Понимаете, если бы вы нашли меня раньше, — сказал он. — Или позже. Я не хочу поступать неразумно, но у меня жена и ребенок.
— У всех есть жены, а у многих и дети, — сказал точильщик сердито и нажал на педаль так, что коса завжикала по точилу. И взметнулись вверх искры, очень яркие и чистые, потому что уже начало темнеть.
— Да прекратите вы этот чертов шум, дайте человеку подумать, разозлился Джонни. — Говорю вам, я не могу идти. И не пойду. Еще не время. Сейчас…
Старик остановил станок и указал косой на Джонни Пая.
— Дай мне хоть одну разумную причину, — сказал он. — Есть люди, о которых можно пожалеть. Но разве ты из их числа? Об умном человеке можно пожалеть, но разве ты умный человек?
— Нет, — сказал Джонни и вспомнил лекаря-травника. — Мне было где ума набраться, но я не захотел.
— Раз, — сказал старик и загнул один палец. — Ну, некоторые люди могут пожалеть о богатом. Но ты, как я понимаю, не богат.
— Нет, — подтвердил Джонни и вспомнил купца. — И не захотел разбогатеть.
— Два, — сказал старик. — Ум, богатство — это побоку. Но есть еще солдатская храбрость, геройство. Будь они у тебя, тогда еще было бы о чем рассуждать.
Джонни Пай вспомнил, как выглядело поле боя на Западе, когда все индейцы были мертвы и сражение кончилось.
— Нет, — сказал он. — Я воевал, но я не герой.
— Ну так есть еще религия, — произнес старик вроде как терпеливо. — И наука и… но что толку? Мы знаем, как ты разделался с ними. Я мог бы, пожалуй, почувствовать сожаление, если бы речь шла о президенте Соединенных Штатов. Но…