«Тоже живое, теплое и хорошее, — бежали по дереву приятные образы и складывались в связные мысли. — Оно как человек! Похоже! Близко!». Дуб словно окаменел — ветки застыли, изъеденные насекомыми листья висели совершенно неподвижно. «Это дятел! Птица! — ясная картина мгновенно расплылась на множество противоречивых образов. — Это совершенно живая птица. Она ищет под корой разных насекомых! О, черт! Что же это я?». Андрей пристально посмотрел на на еще качающуюся невесомую ветку. «Зачем я ее тронул? Живых же не надо трогать! Они же живые — кричал он куда-то в пустоту. — Ни когда не надо трогать живых существ!». Вдруг перед ним врос образ грузного тела, одетого в серого цвета одежду, которое засасывало под землю в этом самом овраге. Через мгновение его сменила другая картинка — изломанные, словно игрушечные солдатики, тела валялись вокруг бревенчатых домов, у которых огонь жадно лизал соломенные крыши. «А они живые? — Андрей с трудом удержался, чтобы опять не пропасть в спасительной тьме. — Если они тоже живые, тогда зачем ты с ними это сделал? Или они не живые?».
Вокруг дуба-патриарха все замерло. Птицы с испуганными криками хлопали крыльями и вытягивали шеи. Им всюду мерещилась какая-то опасность, от которой следовало немедленно бежать. В течение нескольких минут в высь поднималось множество галдящих птиц и птенцов, в страхе метавшихся из стороны в сторону. Потом волна за волной они начинали лететь прочь, оставляя за собой изломанные перья, покинутые гнезда, копошащихся на земле птенцов.
Вслед за птицами из леса начался исход животных. Страх заставлял сходить с насиженных мест лосей, вылезать из глубоких нор лисиц и барсуков, бросаться на деревья волков и т. д.
С каждой новой секундой безмолвие распространялось все дальше и дальше в лес, захватывая целые группы деревьев. Трава переставала шевелиться, ветки склонялись к земле… Оно было в недоумение! «Так что есть что? — всплывал перед Андреем не заданный вопрос. — Что есть живое, а что не живое? И кто я? Остальные люди? Мы живые или нет?».
Лес замер. Тысячи гектар леса — густые дубравы, светлые березняки, высоченные сосны безмолвствовали.
«Живое может быть разным, — наконец, Андрей пришел в себя и начал медленно складывать в единую картину эти безумные частички. — Это может быть заяц или волк». Он заставил себя вспомнить когда-то виденного зайца, настороженно водящего длинными ушами, потом волка с впавшими боками. «Или человек, — продолжал он говорить. — Человек тоже живой! Но один человек не похож на другого. Есть человек-губитель, который уничтожает живое и от которого исходит лишь зло. А есть хороший человек, от чаще всего исходит добро». Образ щелкающего зубами волка сменился на невысокую девочку в светлом сарафане, которая доверчиво прижалась к дереву. Тоненькие ручки крепко вцепились в узловатую кору… «Плохой человек тоже живой, но его можно не жалеть! — рядом с девочкой появился рыхлый немец с одутловатым лицом и резко рванул ее за косу. — Плохого человека не надо жалеть! Он губит все, к чему прикасается. В его руках умирает все живое».