Именно поэтому он был рад, когда она стала расспрашивать о нем, однако и эта тема, похоже, не слишком увлекала ее. Питер все же решился заговорить о ее прошлом.
– Так где же ты все-таки выросла? – спросил он ее.
– Здесь, в Нью-Йорке, – коротко ответила Габриэла, умолчав о своем пребывании в монастыре. Эта страница ее жизни была перевернута и – как она надеялась – прочно забыта. Возвращаться к ней, во всяком случае, ей не хотелось.
Питер не стал настаивать. Вместо этого он опять стал рассказывать о себе. Единственный ребенок в семье, он закончил медицинский факультет Колумбийского университета, где когда-то училась сама Габриэла. Но этим, пожалуй, и исчерпывалось все, что было между ними общего. Во всем остальном они были совершенно разными людьми. По характеру Питер был открытым. В своей врачебной практике ему часто приходилось сталкиваться с последствиями жестокости и страданиями, но на себе он их не испытывал никогда. В Габриэле же было что-то такое, что заставляло его предположить: в свои двадцать три года она перенесла слишком много страшного – такого, чего вполне хватило бы не на одну жизнь. Но что это было, Питер так и не узнал. Двери ее души были для него закрыты, и он не знал, как подобрать к ним правильный ключ. Впрочем, сейчас Габриэла казалась ему больше задумчивой, чем печальной, и Питер решил, что не станет докапываться до ее тайн.
А потом – чисто случайно – он упомянул о своем школьном друге, который стал священником и с которым они продолжали поддерживать тесные дружеские отношения. Питер рассказывал о нем с такой теплотой и любовью, что, слушая его, Габриэла не сдержала улыбки. Питер же решил, что она смеется над ним, и, задетый за живое, стал убеждать ее, что священники – такие же люди, как и все остальные. Именно тогда он узнал, что Габриэла с десяти лет воспитывалась в монастыре. Но это было все. Ни в какие подробности вдаваться она не захотела.
Питер удивился. Он долго не мог поверить, что она чуть не стала монахиней, а потом спросил, что же заставило ее передумать.
И снова Габриэла поспешила отгородиться от него.
– Долго рассказывать, – ответила она и вздохнула.
Только сейчас Питер спохватился, что его ждет работа, и ушел, пообещав непременно заглянуть к ней завтра. Однако слова своего он не сдержал. Он вернулся два часа спустя и убедился, что она спит. В начале первого ночи – вместо того, чтобы самому подремать хотя бы минут тридцать, – Питер опять зашел к Габриэле и обнаружил, что она проснулась. Несмотря на темноту, он еще с порога увидел, что она лежит с открытыми глазами, и это напугало его.