– Хотелось бы расспросить ее обо всем поподробнее, – задумчиво сказал профессор, которому Габриэла очень понравилась. – Быть может, в разговоре один на один она будет более откровенна. Как это она очутилась в Нью-Йорке совершенно одна.
Миссис Розенштейн шутливо погрозила ему пальцем.
– Будь ты лет на пятьдесят моложе, я могла бы приревновать, – сказала она. – Но, учитывая вашу разницу в возрасте, я не беспокоюсь.
Миссис Розенштейн была давно и безнадежно влюблена в профессора, однако их отношения оставались чисто платоническими, и оба часто подшучивали над этим «большим чувством».
– На мой взгляд, это довольно сомнительный комплимент. В следующий раз, юная леди, я попросил бы вас воздержаться от подобных высказываний, – парировал профессор с нарочитой суровостью. – Что касается моей мысли, то я ее повторю: есть какая-то тайна в том, что девушка с дипломом Колумбийского университета и с такими умственными способностями, как у нашей Габи, работает официанткой. И я вовсе не уверен в том, что мы должны непременно эту тайну узнать.
– В наше время не так-то просто найти работу, даже работу официантки, – практично заметила мадам Босличкова, но даже она чувствовала, что Габриэлу окутывает какая-то тайна.
На следующий день профессор застал Габриэлу в вестибюле. Она шла на работу, но время у нее было, и они остановились поговорить. Габриэла была одета в темно-синее платье с желтыми цветами, которое выглядело по-настоящему уродливым. Профессор Томас невольно подумал, что даже если нарядить Габриэлу в мешок из-под угля, она все равно будет выглядеть прелестно.
– Вы на работу? – спросил он ее с отеческой заботой в голосе. Несмотря на то что день начался относительно недавно, Габриэла выглядела такой бледной и усталой, словно шла не на работу, а возвращалась после трудной ночной смены.
– Да, в кафе Баума, – ответила Габриэла, улыбаясь ему. Профессор возвращался с прогулки, и ветер растрепал его длинные седые волосы, сделав его еще больше похожим на Эйнштейна.
– Я загляну к вам попозже, если позволите, – сказал профессор. – Оставьте мне место за одним из ваших столиков, договорились?
– Конечно, буду очень рада, – ответила Габриэла, до глубины души тронутая его искренним участием. Впрочем, и остальные обитатели пансиона ей тоже понравились, и даже само здание больше не казалось ей таким мрачным. Выйдя из подъезда и перейдя через улицу, она обернулась и увидела, что на большинстве окон висят белые тюлевые занавески и стоят цветы и что с единственного балкона машет ей рукой мадам Босличкова, поливавшая свои канны. У ног ее, мелко дрожа вопросительно изогнутым хвостом, вилась худая рыжая кошка – одна из любимиц хозяйки. (Мадам Босличкова уже несколько раз жаловалась Габриэле, что ее Рыжуля ест вдвое больше остальных, но не толстеет, и что она собирается показать ее ветеринару.)