А бабушка сказала:
– Неважно, что там у него, а вот прежде чем укладываться в постель, ботинки надо снять! Ольфус, сними обувь сейчас же!
Для бабушки самое важное – чистота без единой пылинки, у нее просто какой-то бзик на гигиенической почве.
А тетя Лизи прошептала:
– Может быть, Ольфик медитирует?
Тетя Лизи – эксперт в вопросах всевозможных азиатских религий, она в них верует по очереди. И все время снабжает меня какими-нибудь «Введениями» в какие-то «целительные учения».
Потом взяла слово мама.
– Ничего подобного! Просто ему кажется, что его обделили причитающимся ему умом, ведь его воспитывали одни только женщины!
Тут же раздался ор и визг на шесть голосов. Понять, кто и что там орал и визжал, было совершенно невозможно, потому что тетя Фея с громкостью футбольного фаната на стадионе непрерывно причитала «о божечки, о божечки, о божж-жечки!». К тому же я вдруг почувствовал, как кто-то шарит по моим ногам. Глянув на ноги, я увидел, что бабушка терзает мои шнурки. Этого еще не хватало! Я тут, понимаете ли, демонстрирую масштабы своего кризиса, а старая кошелка только тем и занята, что старается стащить с меня кеды – не дай бог, одеяло запачкается!
И тогда я заорал! Ор – это всегда самое последнее мое средство. И самое действенное. С его помощью я добиваюсь неплохих успехов с тех пор как родился. Просто-напросто раскрываю пасть и выпускаю из себя «первобытный крик» такой мощности, что стены трясутся и люстры качаются.
Раньше, когда я был маленьким, они всё перепробовали, чтобы унять этот мой крик: окатывали холодной водой, гладили, давали подзатыльники, орали в ответ, наказывали презрением, а сестры однажды даже залепили мне рот лейкопластырем. Но я не дал себя сломить!
Со временем они поняли, что бессильны против «первобытного крика», и если пытаться что-то предпринять, он лишь звучит громче и дольше.
На этот раз они тоже все поняли!
Визги и крики в момент замолкли, бабушка отпрыгнула от шнурков, и через десять секунд моя берлога совершенно опустела. Можно было закругляться.
Орать лежа, честно говоря, дольше и не получилось бы, ведь лучше всего орется стоя. Когда стоишь, можно набрать воздуха в легкие до отказа.
В этот день меня больше никто не доставал. Даже когда я намазывал себе на кухне вечерний бутерброд и встретил тетю Лизи с тетей Труди, они не сказали мне ни слова, хотя обычно хотят всё «обсудить хорошенечко».
На маму я натолкнулся лишь совсем поздно в ванной. Но она чистила зубы и не смогла бы мне ничего сказать при всем желании. Правда, ее затравленный взгляд, брошенный на меня в зеркало, был красноречивее всяких слов.