, я пойду работать к миссис Панкхерст, буду по книгам изучать анархизм, а потом открою приют для незамужних молодых матерей, и если дети появятся у меня самой, я никогда-никогда не стану их обманывать».
Они зашли в дом.
– Поговорим в гостиной, – сказал отец.
– Желаете, чтобы я принес вам сандвичей, милорд? – спросил Притчард, по пятам следовавший за ними.
– Не сейчас. Оставь нас, пожалуйста, одних.
Притчард вышел из комнаты.
Стивен Уолден смешал себе бренди с содовой и отхлебнул из бокала.
– Подумай еще раз, Шарлотта, – произнес он затем. – Ты скажешь нам, кто этот мужчина?
Ее так и подмывало выпалить: «Он – анархист, который пытается помешать вам развязать войну!» Но она лишь отрицательно покачала головой.
– Тогда ты должна понять, – продолжал Уолден почти совершенно спокойно, – почему мы не можем доверять тебе.
«Когда-то у тебя был шанс завоевать мое доверие, – с горечью подумала она, – но ты его упустил».
Отец обратился к матери:
– Ей придется отправиться в сельскую усадьбу по меньшей мере на месяц. Это единственный способ удержать ее от новых глупостей. Потом у нас будет регата в Каусе, после чего поедем на охоту в Шотландию.
И добавил со вздохом:
– Надеюсь, это сделает ее к следующему сезону несколько более послушной.
– Значит, отвезем ее в Уолден-Холл, – кивнула мама.
«Они говорят обо мне так, словно меня нет в комнате», – подумала Шарлотта.
– Завтра утром я отправляюсь на машине в Норфолк для новой встречи с Алексом, – сказал отец. – Она поедет со мной.
Шарлотта была поражена до глубины души.
«Алекс все это время жил в Уолден-Холле! Как же мне это не пришло в голову? Но зато теперь я знаю, где он».
– Ей лучше сразу подняться наверх и собраться в дорогу, – сказала мама.
Ни слова не говоря, Шарлотта встала и вышла из гостиной, понурив голову, чтобы они не заметили победного блеска в ее глазах.
Без четверти три Максим вошел в большое фойе Национальной галереи. Он понимал, что Шарлотта, как и в прошлый раз, скорее всего опоздает, но ему все равно нечем было себя занять.
Им владело нервное беспокойство. Он был измотан ожиданием и необходимостью все время скрываться. Последние две ночи ему снова пришлось спать на улице. Одну из них он провел в Гайд-парке, вторую – на вокзале Чаринг-Кросс. Днем он скрывался в закоулках, в железнодорожных тупиках или на пустырях между домами, выбираясь только для того, чтобы добыть еды. Все это живо напомнило ему бегство из Сибири, и воспоминания отозвались болью. И даже сейчас ему приходилось все время быть в движении, переходя из вестибюля в залы со стеклянными потолками, делая вид, что осматривает экспонаты, и снова возвращаясь в холл в ожидании Шарлотты. За временем он следил по часам на стене. В половине четвертого ее еще не было. Вероятно, ей снова не удалось избавиться от приглашения на какой-то вздорный ленч.