Она наверняка сумеет узнать, где прячут Орлова. В изобретательности ей не откажешь, это Максим уже понял. Если отец не сообщит ей этого напрямую, она найдет способ выяснить все исподволь. Другое дело, согласится ли она поделиться информацией. Она обладала таким же, как его собственный, волевым и упрямым характером.
Как жаль…
А жалел он сейчас о многом. Жалел, что пришлось обмануть ее. Жалел о своей неспособности найти Орлова без ее помощи. Жалел, что человечество создало всех этих князей, графов, кайзеров и царей. Жалел, что не женился на Лидии и не воспитывал Шарлотту с малолетства. Жалел, что она до сих пор не пришла – уже пробило четыре.
Большинство живописных полотен оставляли его совершенно равнодушным: все эти сентиментальные религиозные сюжеты, портреты надменных голландских купцов в их лишенных жизни домах… Впрочем, ему понравилась «Аллегория» Бронзино[29], но только своей безудержной чувственностью. Искусство было сферой человеческой деятельности, оставшейся вне поля его зрения. Возможно, наступит день, когда Шарлотта поведет его в лес и научит любоваться полевыми цветами. Но это представлялось маловероятным. Ему бы суметь выжить в следующие несколько дней и сбежать после убийства Орлова. Но даже в этом не было никакой уверенности. И потом – как ему сохранить привязанность Шарлотты после того, как он откровенно обманет, использует ее и убьет двоюродного брата? Это само по себе почти невозможно, а ведь придется еще найти способ как-то видеться с ней, постоянно скрываясь от полиции… Нет, шансы продолжить общение после убийства близки к нулю. И потому он подумал: «Возьми от встреч с ней сейчас как можно больше».
Половина пятого.
«Она не просто опаздывает, – понял он с тоской, – она не сможет прийти. Надеюсь, у нее не случилось конфликта с Уолденом? Ведь она могла пойти на риск и попасться. Как бы хотелось, чтобы она вот сейчас взбежала вверх по ступенькам, запыхавшаяся, раскрасневшаяся, со смущенным и взволнованным выражением на милом личике, и сказала: “Прошу прощения, что заставила вас ждать! Но я никак не могла избавиться от приглашения…”».
Галерея на глазах пустела. Максим задумался, как быть дальше. Он вышел наружу и спустился по ступенькам на тротуар. Ее нигде не было видно. Снова поднялся наверх, но путь ему преградил служитель музея:
– Опоздал, приятель. Мы уже закрываемся, – сказал он.
И Максим ушел.
Ему нельзя было даже присесть на ступеньки в надежде, что Шарлотта все-таки сумеет прийти позже, – на опустевшей Трафальгарской площади он будет слишком бросаться в глаза. Да и надежды, собственно, не осталось. Она опаздывала больше чем на два часа, а это означало, что уже не появится.