Автомобиль въехал на покрытый гравием двор и с громким хлопком, содрогнувшись, остановился у южных дверей дома. Выхлопные газы постепенно достигли окна, и Уолдену пришлось даже задержать дыхание. Первым наружу выбрался водитель в шлеме, очках-«консервах» и плотном плаще личного шофера. Потом он открыл дверь для своего пассажира. Показался низкорослый мужчина в черном пальто и черной фетровой шляпе. Уолден узнал прибывшего, и сердце заныло: покой дня был безвозвратно потерян.
– Это Уинстон Черчилль, – сказал он.
– Какое бесстыдство! – отозвалась Лидия.
Этот человек попросту отказывался понимать, что им пренебрегают. В четверг он прислал записку, которую Уолден даже не стал читать. В пятницу позвонил Уолдену в лондонский особняк, и ему сказали, что графа нет дома. И вот в воскресенье проделал путь до Норфолка, где ему снова дадут от ворот поворот. «Неужели он думает, что его упрямство может на кого-то произвести впечатление?» – недоумевал Уолден.
Ему не нравилось быть грубым, но Черчилль этого заслуживал. Правительство либералов, в котором Черчилль занимал пост министра, перешло в злонамеренную атаку на незыблемые основы английского общества, обложив налогами крупных землевладельцев, подрывая авторитет палаты лордов, безвольно отдавая Ирландию под власть католикам, ослабляя Королевский военно-морской флот и уступая шантажу со стороны профсоюзов и этих чертовых социалистов. Да Уолден и люди его круга руки не подадут одному из лидеров либеральной партии!
Открылась дверь, и в комнату вошел Притчард. Это был рослый кокни[1] с густо намазанными бриллиантином черными волосами и очень серьезным видом, явно напускным. Еще мальчишкой он сбежал из Англии на корабле, высадившись в восточной Африке. Уолден как раз там охотился и нанял паренька присматривать за носильщиками-туземцами. С тех пор они уже не разлучались. Теперь Притчард заменял Уолдену управляющего, перебираясь вместе с ним из одного дома в другой, и стал ему другом в той степени, в какой это вообще возможно для слуги.
– К нам прибыл первый лорд Адмиралтейства, хозяин, – доложил Притчард.
– Меня нет дома, – сказал Уолден.
Притчард заметно нервничал. У него пока не выработалась привычка выставлять за порог членов кабинета министров. «Дворецкий моего отца сделал бы это и бровью не повел», – подумал Уолден. Но старик Томсон с почетом ушел на покой и теперь выращивал розы в садике при своем небольшом коттедже в деревне, а Притчарду почему-то никак не удавалось перенять столь же величавые, исполненные достоинства манеры.