Они кончили вместе, и тогда она смогла сквозь слезы улыбнуться ему со словами: «Мы так подходим друг другу».
Они действительно двигались синхронно, словно пара танцоров или две порхающие в любовной игре бабочки, и она сказала:
«Как же мне хорошо! Боже милостивый, как же хорошо! А я-то думала, что со мной этого уже никогда больше не произойдет».
И ее дыхание превратилось в сплошные всхлипывания. Он спрятал лицо у нее на плече, но она взяла его обеими руками и отстранила от себя, чтобы видеть. Теперь она поняла, что это вовсе не сон. Что все происходит наяву. Между гортанью и позвоночником словно туго натянулась струна, и каждый раз, когда она вибрировала, все ее тело начинало петь песню, состоявшую из одной ноты – ноты наслаждения, звучавшей все громче и громче.
«Смотри на меня!» – велела она, уже теряя контроль над собой.
«Я смотрю», – отвечал он, и нота становилась более звучной.
«Я порочна! – выкрикнула она, подхваченная новой волной оргазма. – Смотри же, насколько я порочна!»
А ее тело уже билось в конвульсиях. Струна натягивалась все туже и туже. Пронзавшее ее наслаждение становилось острее, пока она не поняла, что сейчас лишится рассудка. Но в этот момент на самой высокой ноте ее песнь оборвалась, струна лопнула, а она обмякла, потеряв сознание.
Максим осторожно уложил ее на пол. При свете свечи ее лицо выглядело умиротворенным, напряжение ушло. У нее был вид человека, умершего счастливым. Она побледнела, но дышала ровно. Максим понимал, что Лидия все это время находилась в полусне, вероятно, под воздействием наркотика, но ему было все равно. Он чувствовал себя утомленным, слабым, беспомощным, благодарным и бесконечно влюбленным. «Мы могли бы все начать сначала, – подумал он. – Она – свободная женщина, ей ничего не стоит бросить мужа и поселиться со мной в той же Швейцарии, а потом туда приехала бы и Шарлотта…
Нет, – поспешил оборвать Максим свои мысли. – Такое может привидеться только в опиумном сне». Он уже строил подобные планы девятнадцать лет назад в Петербурге, но оказался бессилен против воли власть имущих. «В реальной жизни это просто неосуществимо, – подумал он. – Они снова вмешаются и все разрушат.
Они никогда не согласятся, чтобы она стала моей.
Мне остается одно – месть».
Он встал и поспешно оделся. Взял в руки свечу, в последний раз посмотрев на Лидию. Ее глаза оставались закрытыми. Ему очень хотелось снова прикоснуться к ней, поцеловать в податливые губы. Но настало время ожесточиться сердцем. Все! Больше этого не будет никогда. Максим отвернулся и вышел из двери.