Он наблюдал, как полицейские смахивают его книги и письма в большой мешок. Всю эту литературу он одолжил, а хозяева книг не настолько глупы, чтобы оставлять на них автографы. Письма же были в основном от отца и сестры Наташи – Лидия никогда ему не писала, и сейчас он благодарил за это судьбу.
Его выволокли по лестнице на улицу, бросив в какой-то фургон.
Потом повезли через Цепной мост вдоль набережных каналов, как будто нарочно избегая центральных улиц.
– Меня доставят в Литовский замок[14]? – спросил Максим.
Ему никто не ответил, но когда они пересекли Неву, он понял, что везут его прямиком в Петропавловскую крепость, и сердце тревожно заныло.
Проехав через еще один мост, фургон свернул влево и оказался под длинным сводом арки, остановившись у ворот. Максима ненадолго доставили в каморку при въезде, где офицер в армейской форме бегло оглядел его и что-то записал в пухлую тетрадь. Затем Максима снова поместили в фургон и провезли дальше по территории крепости. Перед следующими воротами ждать пришлось несколько минут, пока изнутри их не открыл заспанный солдат. Потом Максима провели через лабиринт узких коридоров к еще одной железной двери, за которой располагалась просторная, но очень сырая комната.
За столом сидел сам начальник тюрьмы.
– Вы обвиняетесь в принадлежности к организации анархистов, – объявил он. – Признаете свою вину?
Максима такой оборот лишь обрадовал. Лидия здесь ни при чем!
– Признаюсь ли, что я анархист? – переспросил он. – Да я этим горжусь!
Один из полицейских развернул гроссбух, в котором начальник поставил свою подпись. Максима полностью раздели и выдали длинную зеленую рубаху из фланели, пару шерстяных носков и желтые войлочные тапочки на несколько размеров больше, чем нужно.
Потом вооруженный солдат через сеть коридоров препроводил его в камеру. Тяжелая дубовая дверь закрылась за ним, и в замке повернулся ключ.
В камере он увидел койку, стол, небольшой стул без спинки и раковину умывальника. Окном служила узкая амбразура в неимоверной толщины стене. Пол покрывал крашеный войлок, а стены – что-то вроде желтых занавесок.
Максим сел на койку.
Здесь Петр Первый пытал и убил собственного сына. Здесь крысы ползали по телу княжны Таракановой, спасаясь от наводнения, когда камеру заполнила вода. Здесь Екатерина Великая заживо хоронила своих врагов.
«В Петропавловской крепости держали Достоевского, – не без гордости вспомнил Максим. – И Бакунин провел здесь два года, прикованный цепями к стене. Здесь умер Нечаев».
Максим испытывал двойственное чувство – уподобиться таким известным людям было лестно, но тревожила мысль, не обречен ли он на пожизненное заключение?