— Надо же... — Борис задумчиво потер указательным пальцем переносицу под очками. — Не знал, что магические способности передаются по наследству.
Отвлекся от верного направления, — с огорчением подумал я. Сейчас Роберт его утянет от скользкой темы в дебри генетики...
— Они и не передаются, — Роберт широко улыбнулся. — Сын мага может быть магом, а может и не быть. Так же как и сын дворника, например.
— С такой же вероятностью? — как-то очень небрежно спросил Борис.
— Не знаю, — а вот Роберт ответил не сразу и как-то неуверенно.
Я, если можно так выразиться, потерял нить игры. Мне сейчас сложно было сказать, ушел ли Борис совсем в сторону или, обойдя защиту соперника по флангу, вышел прямо к воротам.
— И вас никогда не интересовал этот вопрос? — мягко и интеллигентно напирал Борис. — Почему именно вам выпала такая честь — быть магом? И вообще... Как Белый шар выбирает магов? И по какому принципу распределяет между ними магическую способность? Почему нет ни одного мага младше семнадцати лет? Почему на девять магов-мужчин приходится только одна женщина-маг? Как, черт возьми, вообще работают заклинания?
Роберт прервал этот водопад вежливым смешком. Впрочем, мне послышалось в нем скрытое напряжение. Послышалось?
— Думаю, Борис, этими и подобными вопросами в той или иной степени задается едва ли не каждый человек на Земле.
— Вот мне и интересно, в какой степени вы интересуетесь такими вопросами? Правильно ли будет предположить, что вы изучаете магию как таковую?
Борис положил этот вопрос как бильярдист в лузу — уверенно и точно, зная, что делает. Черт побери, он опасно близко подобрался к границе, где заканчивается вежливое любопытство. Это мне уже не нравилось. При этом тон его оставался предельно корректным, а лицо — отстраненно спокойным, это мне нравилось еще меньше. И вдруг меня осенило...
— Борис! — громко сказал я, разбив повисшую в воздухе тишину. — Это не Роберт! Не он пытается меня убить, точно!
Борис посмотрел на меня с прищуром, этаким рентгеновским взглядом. Словно оценивая, отвечаю ли я за свои слова, понимаю ли, что говорю, и верю ли сам себе.
— Я этого и не говорил, — проронил он наконец.
— Еще бы ты это говорил! — проскрежетал я, делая страшное лицо.
Мне на память пришел один эпизод из студенческой жизни. Раннего этапа, на втором курсе дело было, если не ошибаюсь. В целом преподаватели у нас были иногда хорошие, а иногда и замечательные, сейчас я это понимаю с полным сознанием, но и тогда интуитивно приходил к тому же выводу. Но нет правил без исключений. Социологию у нас преподавал некий моложавый господин с чрезмерно завышенной самооценкой. Без всяких на то оснований. Забавно, что сейчас я совершенно не могу вспомнить, как он выглядел. Лица остальных преподавателей помню — кого настолько ясно, будто последняя лекция была вчера, от других в память врезалась хотя бы какая-то характерная деталь, взгляд, улыбка... На месте лица социолога — пустое место. Не случайно, наверное. Он настолько часто говорил глупости с донельзя умным видом, что над ним даже смеяться было скучно.