Впрочем, нам до него дела особого не было. Где есть социология на техническом факультете, знает, наверное, любой технарь. Это понимают все, и студенты, и преподаватели, вынужденные в соответствии с учебным планом читать непрофильный курс. От студента требовалось посетить хотя бы парочку лекций, а потом в положенное время прийти с зачеткой.
Борис сумел нарушить эту традицию.
Шла лекция, на которой — так получилось — присутствовали и я, и Борис. Лектор разглагольствовал не припомню, о чем. Впрочем, не факт, что я смог бы ответить на этот вопрос непосредственно во время лекции. Затем каким-то потоком сознания преподавателя вынесло на тему известных событий вековой давности. Причем о большевистских лидерах он вещал... не с неприязнью даже, а с этаким высокомерным презрением, рисуя их наивными идиотами.
Мне, как и всей аудитории, было все равно. Слова проходили сквозь уши, почти не задевая мозг. Мы ждали конца пары, а он был уже не за горами.
— Не вам об этом судить! — слова, сказанные отнюдь не себе под нос, слышали все.
Что толкнуло Бориса?.. Коммунистическая идеология была от него так же далека, как Сахалинчик[1] от Сахалина. Да и любая другая идеология, если уж на то пошло. Мирский вообще политикой не интересовался, где-то даже демонстративно. Так с чего бы ему заступаться...
Хотя, возможно, он вовсе не заступался. Возможно, его просто достал — больше, чем каждого из нас — этот профессор Выбегалло от социологии. И очередная благоглупость стала пресловутой последней каплей. Не знаю. Я думал об этом и тогда, и годами позже, но к определенному выводу так и не пришел. А сам Борис от комментариев воздерживался.
Произошедшее было тем более удивительно, что Мирского никто не мог бы назвать конфликтным человеком, и уж тем паче никогда он не был замечен в склонности к заострению отношений с преподавателями. Ни разу не пытался оспорить отметки, даже если они казались несправедливыми не только ему. И вот...
Вся аудитория молчала, ожидая развития событий. Лектор, разумеется, опешил. Даже он понимал, что выгнать зарвавшегося студента из аудитории будет плохим выходом. Авторитет педагога (а он полагал, что таковой имеется) явно подвергался опасности. Снисходительно улыбнувшись, социолог ринулся в дискуссию.
Зря.
Более сокрушительного поражения сложно было себе представить. Девятнадцатилетний пацан сделал из него посмешище. Как именно Борису это удалось — я до конца не могу понять до сих пор. Говорил Борис мало — основную нагрузку в диалоге взял на себя социолог. И. складывалось такое впечатление, он сам своими тирадами раз за разом загонял себя в ловушку, а Борису оставалось только в нужный момент буквально несколькими словами затягивать петлю.