Куратор перевел взгляд на меня. Я ответил тупым стеклянным взглядом. Сознание мутилось, я уже не пытался что-то понять.
— Не волнуйся, Крис, сейчас мы тебя подлатаем, — улыбнулся он и я услышал, как у меня за спиной открылась входная дверь. Затем наступила темнота.
Очнулся я как-то сразу, как будто по тревожной сирене. Открыл глаза и уставился в потолок, на яркие лампы. Почти тут же зажмурился и отвернулся от света.
— Отлично, Крис, ты проснулся, — раздался голос куратора. — Быстро перескажи, что с тобой случилось и дай анализ.
Я снова открыл глаза и уставился на него. Затем обвел взглядом все вокруг. Мы находились в стандартной медицинской палате, я валялся на кровати, перебинтованный и утыканный иголками от капельниц, куратор, накинувший белый халат, сидел рядом. Лысина в свете больничных ламп сияла особенно сильно.
— Давай, Крис, разбор по горячим следам.
— Я пришел домой. Там была Миранда. Она хотела убить меня по вашему заданию. Стреляла в меня. Вы убили ее. Дайте попить.
Куратор протянул мне стакан с трубочкой и я некоторое время жадно втягивал в себя живительную влагу. Затем откинулся на подушки и прикрыл глаза.
— Теперь анализ, Крис.
— Я не знаю, — перед глазами стояла улыбка Миранды в тот момент, когда она нажимала спусковой крючок.
— Подумай.
— Я не хочу думать, — сознание, похоже, одурманенное лекарствами, плыло и отказывалось производить какую-либо мыслительную работу. Образ Миранды с пистолетом сменился образом куратора, стреляющего в Миранду.
Единственное, что я понимал точно — в моей жизни что-то очень сильно поменялось.
В итоге, разбор полетов произошел только через три дня, когда медики подлатали меня достаточно для того, чтобы выпустить гулять на своих двоих.
— Итак, читай, — куратор пододвинул ко мне тонкую папку.
Внутри оказалось всего несколько листов. Кэти Тишо, оперативный псевдоним — Миранда Шоу. Фотография. Досье.
Моей Миранде было восемнадцать, а не шестнадцать. Ее звали Кэти. Ее натуральный цвет волос был платиновым. Она никогда не участвовала ни в какой программе, похожей на мою. Но она прошла столичную академию разведки. И еще — она была лесбиянкой.
Я некоторое время тупо листал взад-вперед тощее досье и молчал.
— Если не веришь, у меня есть полномочия предоставить тебе полное досье с видеоматериалами, — наконец, произнес куратор нейтральным тоном.
Я мотнул головой, закрыл папку и протянул ее ему.
— Итак, что ты думаешь? — куратор спрятал досье в портфель и откинулся на спинку кресла.
Думать было противно. Говорить — еще противнее. Потому что до истины я уже додумался за эти три дня и эта истина выставляла меня идиотом.