«А вон-вон, старец из кельи-то выходит. Ой, что будет, что будет…»
Действительно, из кельи вышел сгорбленный старец в простой ряске
Батюшка Серафим поклонился даме до земли и что-то ей сказал.
– Иди, матушка, иди немедля в мою-то обитель, побереги моих сирот-то, многие тобой спасутся и будешь ты свет миру. Ах, и позабыл было: вот четки-то тебе; возьми ты, матушка, возьми, – проговорил отец Серафим с мольбой в голосе и протянул Пелагее деревянные четки.
– Пелагея! – закричал Сергей Васильевич. Голос его звучал как раскат грома. – Ах ты, супружница!
Пелагея вздрогнула, словно голос мужа пробудил ее ото сна.
– Хорош же Серафим! – орал муж. – Вот так святой человек, нечего сказать! И где эта прозорливость его? И в уме ли он? И вообще – на что это похоже? – дикая ревность, злость и недоверие вылились наружу. Но более того, в душе этого сильного мужчины вдруг зародился страх. Страх потерять свою любимую. – Девка она, что ль, что в Дивеево ее посылает? Да и четки ей дал!
– Ладно, ладно, Сережа! – бросилась к мужу Пелагея Ивановна. – Будет тебе!
– Тоже мне, старец! – кипел тот. – О чем можно так долго разговаривать с замужней дамой?
– Да все в порядке. – Пелагея отвернулась от мужа и снова посмотрела в сторону Серафимовой кельи.
Сергей Васильевич стиснул зубы от злости. Ему вдруг почудилось, что это конец. Конец их семейному счастью.
Он сидел во дворе на лавке и курил, пытаясь погасить в себе досаду. Но, напротив, табачный дым еще сильнее разъедал его душу, и с каждой затяжкой душа чернела и исполнялась горечью.
«Вы не думайте, Сергей Васильевич, что я со зла… Я, право, из лучших побуждений… Может, вы как-нибудь посодействуете… – звучал в его ушах участливый голосок Матроны Павловны. Эта сорокалетняя купчиха славилась в городе не чем-нибудь, а своим языком. Купчиха перешла на шепот: – Дело в том, что сегодня ваша уважаемая супруга, Пелагея Ивановна, снова разгуливала по городу в таком виде… Как бы помягче сказать: платье-то на ней было праздничное, на плечах шаль, а вот на голове… Сергей Васильевич, с какой-то грязной тряпкой на голове гуляла-то она. И так важно прохаживалась по центральным улицам, будто на ней не тряпье, а шелковый платок. А на днях она так и к службе пришла в храм Божий. Нет, нет, я ничего не хочу сказать, да только негоже это, Сергей Васильевич. Я бы на вашем месте последила бы за женою. Толки ходят, сдружилась она с еще одной дурой Арзамасской – Прасковьей. Та, поди, ее дурости и учит всякой. Да и соседка ваша видала, как Пелагея Ивановна-то по ночам не спит, стоит на коленях в галерее вашей стеклянной. А чего она стоит-то? Вы, Сергей Васильевич, ведь муж ее, зачем вы ее отпускаете, она же так на холоде-то да без сна совсем сбрендит. А ведь у нее ребеночек под сердцем – вон, живот уже не скроешь».