И правда, Лёля вспомнила, что ничего не ела с вечера прошлого дня.
– А что, у вас сейчас обед? – спросила она.
– Нет, ma chйrie. Сестры откушали сразу после службы, но Матушка не велела тебя будить, чтобы ты хорошенько отдохнула. Я провожу сейчас тебя в трапезную – постоловаешься. – Тоня весело взглянула на Лёлю и добавила: – А еще в трапезной тебя ждет наша мать Пелагея.
– Какая мать Пелагея? – не поняла Лёля. – Меня ждет?
– Да, тебя. Пелагеюшка у нас мастерица готовить и личность замечательная – вы с ней поладите, – снова подмигнула Антонина. – Твое первое послушание будет на кухне, я надеюсь, ты не против?
– Так, девонька, надевай-ка вот этот белый фартучек, – пожилая сестра с широким добрым лицом протянула Лёле фартук. – Будешь мне помогать варить творожную пасху.
Двухэтажный корпус сестринской трапезной состоял из нескольких помещений: просторной залы с длинными столами, где трапезничали сестры во главе с Матушкой, священником отцом Митрофаном и его женой Ольгой Владимировной, примыкающей к ней кухни и нескольких других комнат для хозяйственных нужд. Именно на кухню привела Тоня Лёлю, после того как та хорошенечко подкрепилась. Кухня была большой, светлой и отличалась безукоризненной чистотой.
– У нас в обители, – продолжала Пелагея, – есть свои традиции. Так, пасху мы всегда готовим в Великую Среду и в Великий Четверг между службами, а куличи печем в Великую Пятницу с утра, тогда же и яйца красим.
Лёля повязала широкий льняной фартук, расправила складки на талии и взглянула на старушку-трапезницу.
– Ах, да! – спохватилась Пелагея. – Ты уж прости меня, старую, я с тобой буду по-монашески – на «ты» обращаться. Так и работа у нас пойдет складнее.
– Мне приятно! – улыбнулась Лёля.
Пелагея одобрительно кивнула.
– Пасху варим вон в том огромном чане. Я уже все приготовила для работы – там, в бочонке, свежий творог: только утром привезли, в кадушке сметана. Яйца пять дюжин. Сливочное масло. Курага, чернослив, цукаты.…У каждой хозяйки свой рецепт пасхи, и у нас свой. Особый. Сестры называют нашу творожную пасху «Царской», хотя делаем ее мы иначе, нежели при дворе Его Высочества.
Мать Пелагея, как все сестры на кухне, была подпоясана белым кухонным фартуком поверх темно-синего подрясника, а на голове имела легкий ситцевый апостольник в мелкий цветочек. Она (как шепнула Лёле Тоня, прежде чем уйти) была настоящей монахиней, постриженицей одного из московских монастырей. В Марфо-Мариинской обители Пелагея оказалась почти с самого дня основания сестричества.
– Надобно нам сделать пасхи большое количество, – продолжала старушка. – У нас своих сестер более ста человек, да еще больные в лазарете, девочки из приюта, на Светлой ожидаются высокие гости, будет народ и на разговенье. Так что, девонька, потрудимся. А сначала – молитва. Дело ведь – Божие.