Соломин был смущен; суровый облик его спасителя не предполагал чувствительности. Впервые он слышал от Капелкина личное признание.
– Я сам озадачен давно, – подхватил он мысль Ивана Ильича, – каким образом сочетание террас, увалов, уклонов, седловин, многоярусных восхождений – всего, что составляет ландшафт речной поймы, – находится в соподчинении с течением реки. Так скульптурное тело подчинено сумме движений резца и ладоней. И оно несет на себе этот труд через века. Древняя река собрала воедино дух и простор породившей ее земли. Она собрала его по капле от каждого дождя, родника, ручья, речушки. Дрейфом русла и времени она намыла все эти реющие холмы. Река образовала пейзаж, который остается последней надеждой существования…
Стало смеркаться, Соломин проводил Капелкина: столкнул байдарку и остался по колено в реке, глядя на то, как, осторожно трогая веслом справа и слева от лодки воду, Иван Ильич скользит по отраженному в глади закату.
Кристальный воздух над полями. Слышны выстрелы охотников. Бьют картечью – резко, с эхом и присвистом на излете. Хрустальная вода в быстрой лесной речке. Высокий берег, с которого видны рыбы. В небе самолеты чертят облачными следами кресты. След тает кучевой пашней. С дерева снимается и кружит над полем коршун.
В воздухе высоко стоит дымка. Рассеянный на ней свет обнимает каждый куст, каждую его веточку – предельная резкость на всем расстоянии, куда достигнет взгляд. Листья падают на воду, медленно кружатся и вдруг подхватываются стремниной. Пряди водорослей и изумрудные облачка тины…
Постепенно Соломин наладил хозяйство. Он сам от себя не ожидал, что у него хватит воли прожить столько времени на свободе. «И это только начало! – радовался он. – Дальше – больше, скоро я смогу совсем от нее, проклятой, освободиться. Господи, как же хорошо сознавать, что мир прекрасен, что он есть источник силы, что вокруг всё пронизано божественным духом – вот эти деревья, трава, река, облака…» Но как только Соломин вспоминал, что оставленная им Катя не способна испытать то, что испытывает сейчас он, всё смеркалось вокруг…
Капелкин подвез ему, как обещал, вишневых веток, каменной соли, пшеницы, риса, гречки, овса – по мешочку, обучил свивать верши, показал, как их ставить. Вместе они установили плетень: вбили в речное дно четыре слеги, нарезали прутья и после ныряли по очереди, плотно переплетая ивой шесты. Два дня Соломин сыпал под плетень моченую пшеницу с овсом, замешанными с глиной, приваживал рыбу. А после – пошла рыбалка! Поплавок стоял за плетнем неподвижно, поклевка была ясная, рыбу он, как Иван Ильич велел, не закармливал, держал подачками впроголодь. И только успевал куканы над коптильней подвязывать.